Коллектив авторов - Млечный Путь №1 (1) 2012

– Как ты? – тихонько спросила она.

Олег хотел бодро ответить: ничего, мол, все путем! Но снова ощутил сильную боль в груди и застонал.

– Тише, тише, – заволновалась Неля. – Тебе нельзя двигаться.

Она нежно взяла его здоровую руку, и Олег, завороженный этой неожиданной лаской, слегка сжал ее тонкие пальчики.

– У тебя перелом ключицы и кисти правой руки, сотрясение мозга, сломаны несколько ребер и перелом ноги, – Неля качнула головой. – Ты удивительно легко отделался, – заключила она.

– А что произошло? – прошептал Олег.

– Ты не помнишь? – Неля подняла брови. – Я потом тебе все расскажу, хорошо? Сейчас у тебя обход, – она встала, но руку не забрала. – Только напугал ты нас до смерти, папочка…

– Как ты меня назвала? – прохрипел Олег.

– Папа, ты что? – лицо Нели стало бледным. – Папа, мне больно! Отпусти руку! Мама! Мама!

Она еще что-то кричала, а Олег судорожно сжимал и сжимал ее руку, не в силах разжать пальцы. В комнату набилась толпа народу. Их лица сливались в одно бесформенное месиво. Олега прижали к кровати, а он орал и вырывался. Он кричал, что больше так не может, и просил прикончить его. Он метался, но среди безликой толпы в белых халатах все равно отчетливо видел белокурую женщину из поезда, которая прижимала к себе лже-Нелю. И они обе плакали.

Последующие сутки Олег пролежал с закрытыми глазами. Он думал, и, слава богу, умные медики не мешали ему. Олег пытался понять, что же произошло, но так и не смог. Как бы то ни было, сон это, бред, шизофрения – не важно. Теперь нет смысла рассуждать об этом. Важно то, что он оказался здесь, в этом мире или измерении, а значит, должен научиться выживать в нем. И амнезия была вполне приличным вариантом, чтобы расспрашивать обо всем и при этом не загреметь в психушку.

Утром следующего дня Олег заговорил с лечащим врачом.

– Олег Дмитриевич, миленький, – улыбаясь, запела докторша. – Память имеет способность восстанавливаться. Вот подлечитесь, пойдете домой, знакомая обстановка, родные лица… все будет хорошо. А мы со своей стороны сделаем все, что в наших силах, чтобы вам помочь…

Олег попросил пока никого к нему не пускать, особенно родственников. Врач удивилась, но спорить не стала. Теперь Олег ежедневно получал свежую прессу и смотрел телевизор с позволения лечащего врача, при условии, что это не будет утомлять его.

Две недели Олег переваривал информацию. Разобраться в том, что произошло с его страной и какие изменения произошли в мире, оказалось не так уж сложно. А вот с самим собой, с семьей… вот тут была совсем беда. Жена, дочь, сын – это все звучало так дико и неправдоподобно, что у Олега мурашки по спине бежали. Поэтому Олег не хотел, да он просто не мог их видеть. Он их боялся. Точно так же он боялся собственного отражения в зеркале. Олег рассматривал свое отражение с отвращением – эти ранние залысины, хотя, собственно, вовсе уже не ранние. Морщина посредине лба, Олег видел, что он стал точной копией отца. Именно отец смотрел на него из квадратного зеркальца, вот только глаза у него были иными, они смотрели растерянно, испуганно, но они были живыми, а у отца взгляд был тяжелым и каким-то пустым. А еще это брюшко – вот жуть. Нет, отец тоже был таким, но теперь Олег с изумлением смотрел на накаченных, ухоженных мужчин на экране телевизора. Конечно, в восьмидесятые даже актеры так не выглядели. И от этого собственное, слегка поплывшее, тело ему было еще более противным.

Утро было солнечным и теплым. Олегу уже разрешалось совершать прогулки вокруг кровати. И сегодня, как обычно, милая, курносая медсестра Аннушка, курирующая этот моцион, похвалила его за выносливость и, не обращая внимания, на протесты, уложила его в кровать. В коридоре в это время гулко, по-больничному, раздались твердые, уверенные шаги, и низкий женский голос буквально взорвал больничную тишину.

– Почему нельзя? Кого он видеть не хочет? Меня?! Девушка, я только что с самолета, у меня нервы на пределе! Отойдите от двери! Отойди, я тебе сказала!

Кто-то или что-то запыхтело, послышались странные звуки, словно кого-то придушили и он хрипит, потом что-то загремело, кто-то завизжал истерически: «Сергей Петрович!» Аня, подхватив стеклянный подносик, пробормотала:

– Что это там происходит?.. – и направилась к двери.

И в тот же миг была этой дверью впечатана в стену.

Олег увидел ее и сразу же узнал. Он всегда бы ее узнал, в любом обличье, только взглянув в ее распахнутые чернющие глаза. И не важно, что сейчас ей было тридцать четыре. Он все равно узнал ее, потому что всегда видел ее такой, точнее такой когда-то он сам ее выдумал, от точеной шпильки лаковых туфель, до последнего завитка короткой стрижки. Олег знал, что она будет такой, порывистой экстравагантной и чересчур красивой. Что эти страусиные ножки превратятся в умопомрачительные ноги, тонкая шейка в лебединую шею с изумительными плечами. И юбки она будет носить скандально короткие, и блузки будут буквально влипать в ее изумительную фигурку просто донельзя, и плащ у нее будет белый с серебром и сумка из крокодиловой кожи, и голос ее низкий с хрипотцой будут называть не вульгарным, а сексуальным.

– Женька, – выдохнул он.

Она бросила мимо стула плащ и сумку, а глазищи уже наполнились до краев слезами. Женька бросилась к нему, подбежала и замерла, не зная, к чему можно прикоснуться. Олег протянул ей здоровую руку, Женька схватила ее и уткнулась в ладонь лицом. Олег почувствовал, что ладонь его стала влажной.

– Ну вот… ну вот, – шептала она, улыбаясь сквозь слезы. – Это я, видишь… а они, сволочи, говорят – амнезия. Ты же меня узнал? Узнал ведь, Олежечек?

Олег улыбнулся. Что-то щемящее и нежное возникло в груди от этого ее «Олежечек». Только Женька так его называла. Только она.

– Узнал я тебя, конечно, узнал, – Олег пожимал ее руку. – Ты такая красавица, Женек…

Она подняла к нему зареванное лицо и тут же переменилась, ожила.

– Да уж, с тобой закрасатеешь! – Она высморкалась в край простыни.

– Женька! – ужаснулся Олег.

Она поморщилась и махнула рукой.

– Только б и печали. Ты лучше скажи мне, как тебя угораздило? – она склонилась к Олегу и внезапно сунула ему под нос кулак. – Веришь, если бы ты не был лежачий, я тебе еще бы и накостыляла. Ты у меня, паразит, двадцать лет жизни забрал! Мне позвонили… я по городу бегу, реву в голос. От меня люди шарахаются. Они ж, японцы, придурки, у них же так реветь не принято. Я в аэропорт приехала, думала, если сразу же не улечу, то пойду самолет угонять, как террористка. – Женька перевела дыхание и с нежностью посмотрела на Олега. – Как же я перепугалась, жуть…

Олег смотрел в ее глаза и удивлялся. Они были такими же, как тогда, в последний в его памяти вечер. На мгновенье Олегу показалось, что Женьке можно рассказать все как есть, что она поймет, поймет и поможет. Но это была всего минутная слабость и острое желание выреветься кому-нибудь в жилетку. Чтобы самого себя отвлечь от этих мыслей, Олег заговорил о другом.