Андрей Фролов - Пасынки безмолвия

– Запаяй дуло! – негромко, но жестко приказала арбалетчица, и Сорока умолк. – А пушку не трогай. Пусть будет там, где есть.

В круге света появился ее напарник – мужик лет сорока, крепкий и невысокий, одетый в драный рабочий комбинезон с ярким логотипом на рукаве. Выглядел он так, словно его неделю извлекали из обрушенного забоя: чумазый и перепуганный, совсем без снаряжения для исследования катакомб. Это что, случайная жертва? Заблудившийся клиент из богатеньких, за которым сюда и спустилась рисковая следопытка?

Сорока еще раз осмотрел мужчину в изорванной одежде.

Что «победителя» Лотереи обнадежило, так это его полнейшая безоружность. Что заставило нахмуриться и недоуменно покоситься на девку, так это выражение его лица. Отрешенное, с оттенком нездешней блаженности, какое бывает у глухонемых или на голову нездоровых. А еще бывает у…

Сорока тихонечко, одними губами выругался. Но стоявший в трех метрах справа мужик все равно поморщился, будто его шлепнули по щеке. Не веря собственным догадкам, Павел покосился на женщину, совсем не старую и даже привлекательную, если смыть грязь. Ее серые глаза сверкали из-за арбалета пуще наконечника стрелы, но домыслы беглеца она комментировать не спешила.

– Ты откуда здесь, чучело? – спросила арбалетчица все тем же бархатным голосом, почему-то ассоциирующимся у Сороки с мягкой периной, набитой острыми иглами. – Аль заплутал, егерёк?

Одна из частей головоломки встала на место, заставив брови изумленно изогнуться.

Ну конечно! Из-за дурного освещения он не мог в деталях рассмотреть девчонку, но и увиденного должно было хватить, если б только не усталость и страх. Короткая стрижка, удобная кожаная куртка, лоснящаяся от смазки. Страховочные ремни, нож и ледоруб. Высокие ботинки, отнюдь не новые арбалет и кобура на бедре – все это говорило об одном.

– Так ты ж егерь! – выпалил Сорока, заставив эхо удариться в потолок.

Егерь, ну надо же. Раньше он их только издали видел, почитая за сумасшедших.

Пришло ведь в голову придумать себе профессию такую: ходить в вылазки на территорию Заповедника, воруя у застекольщиков электронику, снаряжение, запчасти к машинам или даже технологии. Пришибленными и отмороженными егерей считали даже бандиты, не говоря про обычных горожан. Вот и держались те особняком, закрытыми коммунами, куда постороннему вход заказан…

– Тоже мне новость! – презрительно фыркнула девушка, не позволив стреле даже чуть-чуть дернуться в сторону. И вдруг нахмурилась, расшифровав радостные нотки в голосе бывшего торговца. – А сам-то разве нет?..

Казалось, непринадлежность парня к цеху ее коллег выбила почву из-под ног арбалетчицы. Не ожидала, наверное, встретить гражданского так далеко от Циферблата. В глазах застыл немой вопрос, но она тут же бросила короткий взгляд на мужика в рваном комбезе, и Сорока понял: одним вопросом тут не обойдется…

– Пожалуйста, не стреляй, – снова попросил он, медленно-медленно опуская руки. – Отвела бы ты стрелу, а? А то вдруг палец дрогнет… Нет? Ну как хочешь, ты тут старшая… Да, я не егерь. Но я и не мыслил причинять вам зла. Гадом буду, я тут совершенно случайно… не хотел я на вашу территорию лезть, или как это у егерей называется?.. И трофеи мне ваши не нужны, и находки разные. Мне просто нужно выбраться. Отсюда. Желательно, где-нибудь в Семичасовом Секторе…

Арбалетчица молчала. Кусала губу, посматривая то на одного, то на другого. На лбу прорезались морщины. Вся ее поза сообщала, что сероглазка ведет непростой внутренний диалог сама с собой, все еще не в состоянии принять какое-либо решение.

Мужчина, застывший справа от Сороки, наконец шевельнулся.

Потер пыльное лицо, нахмурился. Все это время он с интересом прислушивался к разговору, но сам не произнес ни слова. Да и вообще, казалось, понимал меньше остальных. С одной стороны, это наталкивало на мысль, что дядя просто прохудил крышу. С другой – Павла все крепче опутывали самые мрачные и серьезные предчувствия.

Не позволяя себе окончательно поверить в то, о чем уже пару минут голосом отца настойчиво нашептывала интуиция, Сорока тяжело вздохнул. Так же медленно и безвольно опустил руки вдоль тела.

– Но мы-то с тобой люди, егерь… – сказал он тихонечко, будто застекольщик по правую руку туго слышал, а не был лишен возможности вообще понимать человеческую речь. – А люди друг другу помогают. Спаси меня, егерь. Не знаю, что тут у вас происходит, но молю – сейчас мне очень нужна твоя помощь…

Погремушка пребывала в глубочайшей растерянности.

Такой же глубокой, как подземелье, куда ее занесла нелегкая. И такой же необъяснимой словами, как происходящее.

Палец ее застыл на спусковой скобе арбалета, чья стрела целила в лицо жилистого жидкобородого паренька, которого она сначала приняла за конкурирующего егеря. Сознание при этом блуждало где-то далеко, пытаясь дать определение происходящим событиям. Угораздило же, по-другому и не скажешь…

Сначала нелюдь. По-своему несчастный и убогий, как все дети Заповедника; и столь же нескладный, опрометчиво сунувшийся в старый коридор с осыпавшимся полом и чуть не доставшийся на обед голодным крысам.

Яна чувствовала, как в ней клокочет злость на саму себя, решившую проверить, что за грохот она услышала из тоннеля. И еще жалость – и к безвозвратно потерянной стреле, которые стоят отнюдь не по две копейки за пучок; и к фляжке масла, изведенной на неказистый факел. А еще к утекающему времени, которое она могла потратить на дальнейшее продвижение вглубь Теплиц и выполнение задания Баклажанчика.

– Это было глупо, Погря, – тяжело вздыхая, констатировала Ленка в ее голове. – Нужно было пройти мимо. То, что тебя не касается, касаться и не должно. Неужели забыла первый закон путешественника на запретные земли? Такие ошибки Пробирки не прощают, ты знаешь…