Андрей Фролов - Пасынки безмолвия

Звучала негромкая, словно издали несущаяся музыка, настраивающая нервную систему на рабочий лад и повышенную работоспособность.

У Петроса перехватило дыхание.

Его окружали тысячи комнат и лабораторий. Миллионы ступеней. Сотни лифтов и эскалаторов. Десятки сверкающих башен, с родительской строгостью нависающие над блоками «Голиафа». Забыв о причине, по которой попал внутрь, оператор строительной техники зачарованно рассматривал внутренности кузницы, в которой ковался завтрашний день всего Новосибирска. Квартал был одним большим домом, где гордятся своими хозяевами и всегда рады гостям.

Впрочем, как выяснилось вскоре, далеко не всем…

На Петроса, плетущегося позади жюри и их пленников, косились с недоумением и опаской. Как на незваного, которого и приличия выгнать не позволяют, и терпеть неловко. Сжав волю в кулак и не позволяя эмоциям выплескиваться, он натянуто улыбался окружающим. Ему было нечего скрывать, а свою невиновность он с охотой подтвердит под присягой Сенату.

Да, он действительно помог скуднодухим. Но сделал это из лучших побуждений, никому не желая зла. И, разумеется, не в состоянии даже предположить, что беда Птицы-Цифры связана именно с Лотереей Равновесия: игрой настолько же справедливой, насколько и жестокой.

Теперь, вероятно, Петросу светил крупный штраф.

Но он не пугал мужчину. Если будет назначено наказание, так тому и быть. Он все равно не признает своей вины или пособничества. Кристиния и Аврора, в этом оператор буровой колонны тоже был уверен, поддержат его, как приняли решение главы семейства привести животных в их дом.

А вот от неловкости, в отличие от чувства вины, скрыться было чуть сложнее…

Вышагивая по уровням «Голиафа» следом за корпатрициантами, статными, закованными в перепачканную глиной броню, инженер чувствовал себе белой вороной. Пыльный, усталый, не успевший сменить рабочую одежду, изрядно изодранную, в этом королевстве стерильной чистоты он ощущал себе чужеродным телом. На пленника не походил, но и на участника сафари – тоже. Руки и ноги его были свободны, в отличие от стреноженных синантропов, однако и оружия он не нес.

Время от времени Петрос ловил на себе внимательные изучающие взгляды, в которых читались подозрительность и жалость. А самые любопытные корповинтики, осмеливающиеся подойти к процессии поближе, даже пытались прощупать логос. Эти попытки невольный спутник триумфаторов мягко, но решительно отклонял.

Обитателей делового квартала тем временем становилось все больше.

Новость о прибытии членов жюри и победителя облетела комплекс, как порыв осеннего ветра, взметнув с рабочих мест сотни офисных сотрудников. Покидая кабинеты и даже целые корпуса, они стремились к центральной аркаде, чтобы хотя бы краешком глаза посмотреть на героев дня, отважных хранителей Равновесия.

Замирая вдоль стен на почтительном расстоянии, народ искренне радовался возвращению корпатрициантов. То здесь, то там раздавались аплодисменты, на лицах цвели улыбки. Руководители отделов выражали одобрение высоко поднятыми над головой руками с оттопыренными большими пальцами. Уборщики и курьеры замирали, прижимаясь к колоннам, украдкой записывая процессию на портативные камеры, чтобы вечером похвастать перед родными.

Артемидий и остальные комитетчики на восторги толпы отвечали весьма благосклонно.

В какой-то момент Петросу вообще показалось, что они движутся к своей цели намеренно длинным путем. А ведь уже давно могли находиться в башне Хрустальной Беседки, под землей добравшись до нужной парковки или пересев на летательный аппарат. Но Селиванов решил иначе: серебристый фургон был брошен у Южного Портика, и дальше все семеро двинулись своим ходом.

Миновали вытянутый холл с витражными потолками.

Через три сотни метров прошлись по аркаде с магазинами и закусочными; свернули в овальный внутренний двор, похожий на колодец с крышкой из сверкающих сот Купола. Там, погрузившись в просторный стеклянный лифт, поднялись метров на семьдесят, причем неспешно, останавливаясь почти на каждом этаже.

На террасы, окружавшие огромный светлый атриум, высыпал народ. Виднелись многочисленные школьные экскурсии – дети восторженно наблюдали за героями, уже предвкушая, как будут хвастать перед менее удачливыми сверстниками. Корпатрициантам махали, заставляя Петроса чувствовать себя все более неуютно. Виновники торжества помахивали в ответ – небрежно, с пониманием и легкой долей высокомерия.

Затем состоялся очередной поход по аркадам и коридорам, больше похожим на улицы со стеклянными крышами. Проспекты, лифты, каведиумы, террасы и балконы…

Женщина, входившая в состав жюри, все заметнее покачивалась, начиная отставать, и Петросу пришлось придержать ее за локоть. Охотница улыбнулась, благодарно принимая помощь, но жаловаться или поторапливать лидера не рискнула. Заметив, что инженер вмешался в их процессию, молодой ликтор, имени которого оператор не знал, с холодной вежливой улыбкой оттер его в сторону. Подставил ловчей собственное плечо, взглядом указав наглецу его место в колонне.

Да, Селиванов купался в обожании, окружавшем его со всех сторон.

Упивался, никак не в состоянии утолить жажду. Черпал. Глотал, не пережевывая. Втягивал жадным логосом и не переставал скалиться, неприятно напомнив Петросу все тех же пустышечников, донельзя примитивных в проявлении чувств. А ведь еще утром он был лучшего мнения о властях предержащих, населявших верхние башни «Голиафа»…

Встречающие триумфаторов, несмотря на активную моральную поддержку, близко подходить не рисковали. Даже дети знали, что скуднодухие, так же как химеры, являются переносчиками заразных болезней. И пусть большая часть вирусов уже давно была побеждена, а прививки малышам ставились еще на стадии беременности мамаш, Кольцо иногда удивляло медиков новыми мутациями штаммов.

Поэтому процессию приветствовали издали, с легкой опаской. А где-то за спиной, чтобы своим видом не оскорблять благородных корпатрициантов, по следам комитета уже шли карантинные службы, подчищая полы и проверяя коридоры на уровень загрязнения.

Первый помощник Селиванова, в котором Петрос тоже определил корпоративного служащего высокого ранга, нес над головой трофейное оружие. Смотанное ремнем от арбалета, оно выглядело наглядным доказательством опасности, которую представляли пленники. А другого и не требовалось – толпа, ничего не знающая о судьбе двух несчастных нелюдей, тут же сформировала собственное мнение, охая и грозно щурясь в морды этих двуногих хищников.

Они боялись, да. И поэтому еще пуще хлопали ловчим, видя в них хранителей справедливости. Никто из стоящих вдоль стен даже не задумывался над фактом, что оружие сегодня имелось у любого пустышечника, чаще всего заведенное для самозащиты в дикой природе Периметра. В эту минуту все обитатели «Голиафа» были убеждены, что стреломет, ледоруб и пистолеты созданы лишь с одной целью – причинить вред человеку.