Ларри Нивен - Летающие колдуны

— Я не могу, — запротестовал Пурпурный.

— Не можешь? А сам только что говорил, что будешь меня учить.

— Нет, нет… Я имел в виду, что научу тебя своей… — говорящее устройство опять не смогло перевести это слово, — … магии, но я не могу обучить тебя своему летательному заклинанию.

Шуга помотал головой, уясняя сказанное.

— Твои летающие устройства — это не магия?

— Неверно. Они… — говорящее устройство опять запнулось, — … магия.

Я почувствовал, что терпение Шуги истощилось.

— Так собираешься ты научить меня летать или нет?

— Да… но только твои потомки смогут летать… Летающее устройство настолько сложное, что уйдут годы на его изучение и строительство.

— Так давай начнем, — потребовал Шуга нетерпеливо.

— Но у нас ничего не получится, — запротестовал Пурпурный. — До тех пор, пока ты не изучишь основы… магии.

— Я уже знаю основы магии! — воскликнул Шуга. — Учи меня летающему заклинанию!

— Да не могу я! — воскликнул в ответ Пурпурный. — Это для тебя слишком сложно!

— Тогда почему ты сказал, что будешь, если не будешь? — завопил Шуга, раскрасневшись.

— Я не сказал, что не буду! — громыхнул Пурпурный. — Я сказал, что не могу!

И тут Шуга вышел из себя.

— Пусть у тебя будет множество безобразных дочерей, — начал он. — Пусть паразиты от десяти тысяч грязных скотов заполнят твои штаны. — Его голос поднялся до пугающей высоты. — Чтоб разбилось твое гнездовое дерево! Чтоб ты никогда не получил подарок, который тебе понравится! Чтоб Бог Грома ударил тебя в коленку!

Это были только эпитеты, ничего более, но в устах Шуги и этого было достаточно, чтобы побледнел даже я, невинный зритель. Я подумал, не выпадут ли у меня волосы от демонстрации такого гнева.

Пурпурный сохранял спокойствие — я должен одобрить его мужество перед лицом такой ярости.

— Я уже говорил тебе, Шуга, что твоей магии я не подвержен. Я выше этого.

Шуга набрал побольше воздуху:

— Если ты не прекратишь, я буду вынужден использовать вот это!

И Шуга вытащил из складок своей одежды куклу. По странным пропорциям и раскраске я понял, что кукла изображает Пурпурного. Но тот был совершенно невозмутим. И я понял, что он, должно быть, не в себе.

— Используй, — согласился он. — Иди и используй. Только не мешай мне работать. Балансировка вашей всепланетной экологической системы развивалась в оригинальном направлении. У животных развились очень необычные железы внутренней секреции для контроля функций тела; я таких ни разу не встречал.

Пурпурный опять обратился к своим устройствам, тыкающим движением пальца сделал что-то с одним из них — и целый участок восточного пастбища взлетел вверх.

Шуга в отчаянии зажмурился. Пурпурный только что надругался над красивейшим пастбищем деревни, одним из самых замечательных пастбищ Ротна-Бэйра, бога овец. Кто знает, каким теперь будет вкус у баранины?

И тут, чтобы добавить оскорбление к ущербу, Пурпурный принялся собирать кусочки почвы и складывать их в маленькие контейнеры. Он собирал помет! Да разве возможно одному человеку грубо нарушить столько основных законов магии и уцелеть? Законы магии очень строги. Любой глупец каждый день может видеть их в действии — даже я был знаком с ними, — они управляли всем миром, роль их была простой и очевидной.

Но Пурпурный, этот чужак из летающего гнезда, пренебрегал даже простейшими из заклинаний!

Я не удивился, когда Шуга с мрачной решимостью положил на траву куклу и поджег ее. И так же не удивился, когда от куклы осталась только горстка белого пепла, а Пурпурный даже не обратил на это никакого внимания.

Не реагируя на всесжигающее пламя, он игнорирует всех нас! Какой же властью этот волшебник должен обладать! Шуга смотрел на него в ужасе. Какое он имел право не быть ошеломленным! Сама беззаботность Пурпурного воспринималась крайним оскорблением. Он копался внутри одного из своих щелкающих ящиков и даже не заметил, что мы покидаем его.

Шуга пристально всматривался в небо, наморщив лоб. Оба солнца стояли еще высоко — крупный красный диск и голубовато-белая точка.

— Дух Элкин а! — бормотал Шуга. — Я не могу воспользоваться солнцами — их расположение непостоянно. Остаются только луны — но луны образовали конфигурацию «Грязевая Вонючка». — Он швырнул через поляну огненный шар. — Восьмилунная Грязевая Вонючка. — Он подбоченился и закричал в небо: — За что ты меня, Оуэлс? За что наказал меня таким неблагоприятным расположением лун? Разве я не клялся служить тебе всю жизнь?

Но ответа не последовало. Шуга вернулся к своим волшебным атрибутам.

— Ну и ладно. Раз ты подсовываешь мне Вонючку, пусть будет Вонючка. Вот, Лэнт, подержи-ка, — и он подтолкнул ко мне большой короб.

Он рылся в своем оборудовании, не переставая что-то бормотать. Вокруг него выстраивалась страшноватая коллекция проклинающих устройств.

— Для чего все это?

Шуга, казалось, не слышал меня, продолжая что-то прикидывать в голове, потом принялся складывать приспособления назад в короб.

— Для чего все это? — повторил я. Шуга взглянул на меня.

— Лэнт, ты глупец. Это, — он со значительностью приподнял свой груз, — это — чтобы доказать чужаку, что нельзя шутить с богами полного живота.

— Мне страшно спрашивать, но что это? — спросил я.

— Заклинания… Тебе останется только подождать и вместе с другими увидеть их действие.

И он целеустремленно зашагал к лягушачьим прудам. Я поспешил за ним. Удивительно, как быстро способны нести Шугу его коротенькие толстенькие ножки.

На возвышении, неподалеку от летающего гнезда, уже собралась возбужденная толпа жителей деревни. Когда появился Шуга, люди взволнованно зашептались — слух о том, какое оскорбление нанес ему Пурпурный, разнесся быстро, и собравшиеся с нетерпением стали ждать развязки.

Шуга невозмутимо пробился через беспорядочную толпу и сердито направился к гнезду Пурпурного, не обращая внимания на грязь, чавкающую у него под ногами и забрызгавшую край накидки.

Он трижды, не останавливаясь, обошел вокруг гнезда, осматривая его со всех сторон. Мне было ясно: то ли уже начал заклинание, то ли только оценивал ситуацию. Какое-то время он, подобно художнику, задумавшемуся над чистой шкурой, разглядывал нижнюю часть гнезда.

Затем он резко и сосредоточенно шагнул вперед и куском мела быстро нарисовал на боку гнезда Пурпурного рогатый ящик.

Толпу охватило волнение:

— Рогатый ящик… рогатый ящик…

Этот рисунок был, очевидно, одним из заклинаний Ротна-Бэйра, овечьего бога. Собравшиеся принялись деловито обсуждать происходящее. Ротн-Бэйр не был ни особенно могущественным, ни особо раздражительным. Большинство заклинаний Ротна-Бэйра относились к плодородию и сбору пищи. Мало, что могло разгневать овечьего бога, но уж если Ротна-Бэйра можно было вывести из себя, то Шуга должен был знать способ. Толпа гудела от любопытства, каждый прикидывал, какую форму примет законченное заклинание.