Михаил Рашевский - Ускоряющийся

Дима отрицательно покачал головой.

— Я тебя боюсь. Да-да, я тебя боюсь.

Дима опешил от смелого признания. В правдивости слов как-то даже не думал усомниться. Таким не шутят.

— Ну а что тут удивительного? — пожал плечами Савва. — Я тебя не знаю, ты мне не доверяешь, ты общаешься с Ингой, с которой у нас есть разногласия, и теперь я вижу, что немалые такие разногласия. Ты ускоренный. Ну а вдруг она тебя накрутила так, что ты сейчас вот вынешь из-за пояса нож, ускоришься — и чик-чик меня, а? — Дима по взгляду Саввы понял, что тот такую возможность и на самом деле рассматривал. — Потому и попросил Василия побыть с нами в одном кабинете и принять, так сказать, меры. Меры… Ну, ты понимаешь. Меры предосторожности… Так вот как я могу держать в заложницах её мать? Не могу, никак не могу. Инга… она привыкла к кочевой жизни, привыкла к тому, что постоянно перемещается. А родителям её это, видать, уже поднадоело, и когда я предложил им временную работу, да ещё с такими благородными целями, они согласились. Инга же, видать, хочет их вновь заставить куда-то ехать… Нда. Подростковые гормоны, сам понимаешь. Я её не держу, лети, куда хочешь. А она без родителей не желает! Вот и гонит… волну. Ладно… — тут Савва как-то резко помрачнел, будто понял, что оправдывается перед каким-то пацаном за действия какой-то девки, что это ниже его достоинства.

— В общем, такие дела, — закончил он. — Ты вот что скажи, Дима, присоединишься к нам?

— Разбойничать против бандитов?

— Так точно!

— Грабить, жечь, убивать?

— Хм… Это тебе тоже Инга…

— Я подумаю, — перебил его Дима. Какая-то бесшабашная злость засела в нём. Ему всё резко надоело, ему тут было неприятно, гадко, а хуже всего ему было осознавать, что соглашаться на сотрудничество — надо. Вот надо — и всё тут. Только вот не так сразу. Надо ещё поломаться, набить себе цену.

Савве, видать, совсем не понравилось, что его перебили. А больше всего ему не понравилось, видать, что его предложения не приняли сразу. Он помрачнел ещё больше, на скулах поиграли желваки. Потом откинулся на спинку кресла и сказал.

— Ну думай, думай. — Тон и поза говорили, что разговор подошёл к концу. Дима с вновь подскочившим волнением («А ну-ка, выпустят меня отсюда или нет?») поднялся с кресла. Протянул руку для прощания. Савва тоже встал, с сухой улыбкой пожал ладонь. — Только недолго.

Дима кивнул, мол, о чём речь. И бочком, бочком, направился к двери, предвкушая свободу.

— А впрочем, — говорил ему вослед Савва, не смотря непосредственно на него, а уставившись в монитор. Щёлкал что-то на скрытой с глаз клавиатуре, — если затянешь с ответом, мы передадим тебе весточку. Например, через твоего отца. Ну, или маму. Или сестру.

«Так. — Дима встал, как вкопанный. — О чём он говорит? Нет-нет, это неправда, он не могли…»

Но тут Савва развернул монитор. Разделённый на четыре меньших экрана, он показывал съёмки скрытых камер. Одна, наверное, была установлена в его бывшей комнате, и на ней было темнота. На второй Дима узнал их зал. На диване сидел его отец и смотрел телевизор. На третьей — кухня, и мама готовила лёгкие бутерброды с сыром. Четвёртая краем камеры зацепила барахтающуюся на кровати сестру.

Гнев резко ударил в голову. Как они посмели? Проникли в его квартиру, понатыкали везде камер и теперь будут следить за его родными. Узнали, небось, что семья для него важнее всего на свете. Сволочи!

Дима сжал кулаки и сделал шаг к Савве. Сзади угрожающе зарычало.

Суперпупс смотрел в глаза Савве. Смотрел и понимал, что этот раунд проиграл. Вчистую. Савва с той же лёгкой, но теперь — презрительно-превосходной улыбкой смотрел в глаза Диме. «Да я тебя урою, щенок!» — словно говорил этот взгляд.

Дуэль проиграл более молодой соперник. Дима, сжав до хруста челюсти, коротко кивнул и выдавил из себя:

— Хорошо.

Развернулся и деревянной походкой пошёл к двери. Теперь его никто не сдерживал.

В голове билась только одна мысль: «Я попал!»

Странной нынче была жизнь у Димы-Суперпупса. Это ещё мягко сказано.

Всё стало другим. Уже в который раз. Китайцы с их пожеланием-проклятием про время перемен просто отдыхают.

Не так давно, когда он открыл в себе ускорение, его мир перевернулся. Но тогда у него был надёжный тыл: место и люди, на которых можно было всегда опереться. Семья, работа, друзья в интернете. Дима жил прежней жизнью, был так же замкнут и одинок, декорации вокруг него не менялись, всё стояло на своих местах, всё находилось. У него только добавилась великая Тайна. Опоздавшая на десяток лет. Попади она к нему, когда будущий Суперпупс протирал штаны в школе…

Потом у него появилась девушка. Она открыла для него мир заново. Повернула его на 180 градусов. Инга ввела его в настоящую молодость, бесшабашную и безбашенную. Суперпупс ушёл с работы, ушёл с онлайн-игр, максимально сузил свой и без того малый круг общения. Дима отделился от семьи, но не отдалился. Родные всегда были рядом, и в любой момент можно было забрести в «старый» дом, поплакаться маме, похвастаться отцу, посплетничать с сестрой. Да, он стремительно изменился, но только внешне. Внутренне всё тот же Дима-Димасик, «сына» и лопух. Всё те же страхи, хоть и надменность и немалая толика безрассудства.

Теперь же, когда суровая действительность сшибла его тушку с воспарённо-восторженного насеста, он остался совсем один. Друзей нет, старые связи порваны. Инга исчезла, к родным появляться он остерегался: а ну как решат, что он их предупредит и попытается вывести из-под надзора Организации. Он психовал, порывался куда-то бежать, сам себя же сдерживал. Потом перестал горячиться и стал размышлять логически. Если они напичкали его дом скрытыми камерами, то, во-первых, они могли так же поступить и с его нынешним убежищем. Это раз. Второе: если предположить, что эта Организация и телефонные разговоры прослушивает, то при попытке организовать исчезновение «всех враз» с работы и гулек, ничего не получится. Они, ускоренные, могут спокойно организовать слежку именно за ним, а не его родными. И не приведёт ли попытка улизнуть от пристального присмотра Организации к каким-то нехорошим последствиям? Не ему даже, ему — это ничего, это нормально, заслуженно, что ли — а вот родным?!

И вот тут в нём что-то щёлкнуло. Как будто заржавелый переключатель, наконец, поддался усилиям — и соединил нужные клеммы. Он понял, что нужно самому принимать решения, что он отвечает за жизни и свободу самых близких ему людей. Он! Он сам! Не по чьей-то подсказке, не после прочтения какой-то инструкции жизни — ну нету, нету таких инструкций, и не будет! — а сам.

Это было не просто необычно — это было до жути страшно. Знать, что каждый твой шаг значит очень многое, реально значит! Знать, что за каждым шагом пристально наблюдают. И за каждую ошибку придётся платить. Не только ему, а и самым близким ему людям. Ответственность. Не игра. Без «сейвов», без возможности перезагрузки.