Мэри Расселл - Птица малая

Она ждала продолжения, но Эмилио молчал, и Энн решила выстрелить наугад.

— Знаешь, что самое ужасное в признании в любви? — спросила она. — Ты попросту голый. Ты поставил себя в опасное положение, снял всю защиту. Ни одежды, ни оружия. Негде прятаться. Полностью уязвимый. Единственное, что позволяет это вытерпеть, — это вера, что другой тоже любит и что он не станет тебе вредить.

Эмилио ошеломленно посмотрел на нее:

— Да. Точно. Как раз это я и чувствую, когда верую. Словно я влюблен и обнажен перед Господом. И это внушает ужас. Но в то же время ощущаешь себя грубым и неблагодарным, понимаешь? Потому что продолжаешь сомневаться. Ведь Бог любит меня. Персонально.

Он фыркнул, недоверчиво и изумленно, и на секунду зажал ладонями рот. Затем убрал их.

— Это звучит самонадеянно? Или просто безумно? Думать, что Господь любит меня.

— Для меня это звучит совершенно здраво, — сказала Энн, пожимая плечами и улыбаясь. — Тебя очень легко любить.

Она осталась довольна тем, как естественно и непринужденно это прозвучало.

Эмилио отодвинулся, чтобы посмотреть на Энн, и его взгляд смягчился, а сомнения уступили место правде, в которой он был уверен.

— Madre de mi corazon [31] Мать моего сердца (исп.). , — сказал Эмилио тихо.

— Hijo de mi alma [32] Сын моей души (исп.). , — ответила она нежно и убежденно. Прошла минута, а они оставались вместе, открытые друг другу. Затем чары развеялись, и он засмеялся:

— Если мы задержимся здесь, это вызовет скандал.

— Думаешь? — спросила Энн, широко раскрыв глаза. — Как мило!

Поднявшись на ноги, Эмилио протянул ей руку. При низкой гравитации она встала легко, но задержала пальцы в его ладони на секунду дольше, чем требовалось, и они обнялись, опять рассмеявшись, потому что было трудно решить, чьим рукам следует находиться сверху. Затем Энн открыла дверь и устало окликнула:

— Дайте кто-нибудь этому парню сандвич.

Джимми заорал: «Сандос, ну ты и дурень! Когда ты последний раз ел? Я что, должен обо всем думать?» А София сказала: «Может, в следующий раз нам лучше играть на изюм?» Но они с Джимми уже готовили для Эмилио еду. И все опять вернулось к норме, насколько это возможно внутри астероида, над Альфой Центавра, в поисках знаков от Господа.

— У моего папаши был когда-то «бьюик», вот так же слушавшийся руля, — пробормотал Д. У. Ярбро. — Чертова колымага каталась, точно свинья в грязи.

Никто не посмел засмеяться. На протяжении последних двух недель Д. У. Ярбро и София Мендес трудились без отдыха, опуская «Стеллу Марис» все ближе к планете. Процесс был опасным и выматывающим, отчего Д. У. иногда бывал неожиданно груб с людьми.

Все были раздражены, но после того как Д. У. наконец ухитрился вывести корабль на приемлемую орбиту и они перешли в свободное падение, ситуация сделалась еще хуже. Более трех лет люди вкалывали, точно мулы, чтобы оказаться в пределах видимости планеты, которую они прилетели исследовать. Свыше восьми месяцев находясь в тесном пространстве, они отлично ладили; и все же накапливалось напряжение, тревожность, мучительное нетерпение, которые проявлялись не в крикливых спорах, а во внезапном молчании, когда человек проглатывал резкий ответ.

Самым ворчливым оказался Д. У., распекавший остальных за мелкие промахи, невнимание к деталям или неуместные высказывания. И хотя Эмилио был не хуже прочих, ему доставалось чаще всего. Когда Ярбро безапелляционным тоном предложил восстановить распорядок дня, Эмилио отпустил маленькую шутку насчет disordo irregularis [33] Неправильного распорядка (лат.). . Д. У. пристально смотрел на Сандоса, пока тот не опустил глаза, а затем сказал: «Если не можешь быть серьезным, помалкивай». После чего Эмилио заткнулся на несколько дней. В другой раз, когда отец-настоятель переполошил всех, выдав за завтраком ряд неожиданных распоряжений, а закончив особенно резкой директивой, адресованной Сандосу, Эмилио попытался ее смягчить, спросив: «Вы хотите добить меня этим приказом?» Ярбро вылил ему на голову поток очень быстрого, весьма нелитературного и сильно искаженного испанского, которого никто больше не смог понять, но о смысле можно было догадаться по эффекту.

Энн могла обратиться к Д. У., чтобы выяснить, следует ли ей вкратце обрисовать перспективы на общую тему перекомпенсации, но в результате сама битый час выслушивала лекцию по поводу того, что забыла закрыть солонку, вследствие чего ее содержимое несколько дней вытекало через дырочки. И когда Д. У. открыл шкаф, случился миниатюрный снежный шторм. Завязался неприятный обмен колкостями, в который оказался вовлечен Джордж, и потребовалось вмешательство Софии и Джимми, чтобы всех утихомирить.

Но в конце концов адаптация к невесомости завершилась, тошнота у всех прошла, порядок был восстановлен, и каждый стал работать с приемлемой эффективностью. Для начала они провели тщательный осмотр планеты, запустив вокруг нее несколько спутников, собирая данные об атмосфере и рельефе местности. На таком расстоянии были отчетливо видны контуры океанов и материков. Преобладающими цветами были зеленый и голубой, переходящий в пурпурный; вклинивались участки красного, коричневого, желтого; все это остужалось белизной облаков и очень маленькими ледовыми шапками. Планета не слишком походила на Землю, но была красива и манила к себе почти столь же сильно.

Больше всего удивило, что радиосигналы возобновились. Всякий раз, когда корабль проходил меж лунами и планетой, он принимал вспышки невероятно сильных радиоволн.

— Они целят в луны, — сообразил Джимми, когда набросал схему и разобрался с физикой происходящего. Но на лунах не было никаких признаков разумной жизни или колоний. — Почему они нацеливают радиостанцию на луны?

— Нет ионосферы! — торжествующе объявил Джордж, однажды днем вплывая в общую комнату из своей каюты, где изучал данные по атмосфере. Это поразило его, как гром среди ясного неба, хотя он не думал о радиопроблемах. — Они используют луны для отражения сигнала.

— Точно! — завопил Джимми с командного мостика.

Он ворвался в общую комнату, зацепился рукой за опорный столб и закружился вокруг него, будто гигантский орангутанг, пока трение не затормозило его, спустив по спирали.

— Вот почему на Земле мы принимали сигнал лишь через каждые пятнадцать и двадцать семь дней!

— Тут я не поняла, — крикнула Энн с кухни, где она и София готовили ленч.

— Без ионосферы, удерживающей радиоволны, можно посылать сигналы лишь в пределах прямой видимости, как на наших ультракоротковолновых вышках, — пояснил Джордж. — А если хочешь охватить радиовещанием более широкую территорию, то можно нацелить на луны очень сильный сигнал, и он отразится обратно конусом, который покроет здоровенный кусок планетной поверхности.