Андрей Валентинов - Нам здесь жить. Тирмен

Легат выходит из подъезда, неторопливо оглядывается, словно видит двор первый раз в жизни. Левая рука сжимает листки бумаги.

– Мне… надо…

– Олег Авраамович! – Маг усмехается уверенно, твердо. – В-все, что вам нужно – это п-пройти к вертолету. Пилот я н-неважнецкий, но обещаю д-доставить в целости.

И вновь на нас смотрит пустота.

– Мне… не надо туда. Но я… могу вас проводить…

Идем молча, не торопясь. Два раза с ноги Легата падает тапочек. Один и тот же – левый.

Бензин догорает, плещет последними язычками; зато вовсю горят дрова – обломки взорванного сарая. Маг оглядывается, удовлетворенно кивает.

– От-тлично! Олег Авраамович! Позвольте объяснить вам суть д-дела. Организация, к-которую я представляю, поручила мне доставить вас в некий н-научно-исследовательский центр…

– Меня?

В его голосе слышится что-то живое. Насмешка?

– В-вас, Олег Авраамович. Извините, что не озаботились этим раньше, но т-только сегодня удалось п-понять, что вы – это вы. Спасибо г-господину Молитвину, вечная ему память!

Молитвину? Да, конечно! Как же сразу не догадалась?

Али… Алика… Не дайте… убить…

Предсмертное карканье Черного Ворона!

– Олег Авраамович! События развиваются слишком б-быстро. Не исключено, что п-потребуется серьезное скоординированное вмешательство – с участием т-таких, как вы. Это – только начало!

Маг кивает на небо, на золотую полосу, медленно расползающуюся по вечерней синеве.

– М-мы слишком долго выжидали. Теперь, когда Н-новый мир сумел устоять, н-настала пора взять ситуацию под разумный к-контроль. Под наш контроль…

– Нет…

Нет звучит тихо, еле слышно, но разом обрывает все. Игорь хмурится, качает головой:

– Ж-жаль! В таком случае, у меня есть д-другой приказ. Мы не можем позволить людям… существам, подобным в-вам, проявлять, так сказать, самодеятельность. (Л-людям… не существам – л-людям… – тускло поправляет его Легат, тоже начиная заикаться, но Сероглазый Волк не слышит, или делает вид, что не слышит.) Вы – почти в-всесильны, вы можете убить меня на месте или изменить реальность в вашу пользу. Но если н-нет, я убью вас! Вы слышали?!

Я невольно вздрагиваю. Неужели до сих пор мало смертей? И Молитвин, шаман из шалмана! Он ведь просил – перед смертью просил!

Али… Алика… Не дайте… убить…

За кого просил Ворон – за дружка-собутыльника? Или за Легата? Смертного бога-неврастеника, которого ни при каких обстоятельствах нельзя убивать?

– Я… не хочу вашей смерти, – голос Легата звучит по-прежнему тускло, невыразительно. – Можете убить меня. Но мертвый я стану опасен. У мертвых нет жалости. У мертвых нет памяти. Им нечего терять; они уже не люди. А я человек… если вы этого так и не поняли.

Игорь смеется – весело, взахлеб, словно услыхав удачную шутку.

– Сами по себе вы абсолютно безопасны, г-господин Залесский! У вас – атрофия воли. Не боюсь я в-вас живого, не побоюсь и м-мертвого. Вы – слабак и т-трус! У вас д-даже не хватило смелости взять автомат и выйти из квартиры, к-когда ваши друзья умирали за вас!

На недвижном лице Легата проступает удивление, словно он впервые подумал о таком.

И обида.

Обида несправедливого упрека.

– Я… не мог. Я писал книгу… вы не понимаете! У меня нет автомата!..

Левая рука по-прежнему сжимает бумажные листки. Наверное, Игорь прав. Город умирал под бомбами, в подъезде дрались насмерть чистильщики и сержант Петров с мотоциклом по имени Фол, а достойный Легат отсиживался под диваном.

Даже не откликнулся на зов, когда кровь полилась на пульт.

– Я б-боюсь не вас, а тех штукарей, что могут взять вас в об-борот! Все, решайте! Д-дохлый вы меня вполне устроите! Вы не один, н-незаменимых нет, д-даже среди богов!

Я все еще не верю. Игорь просто угрожает. Зачем убивать этого нелепого человечишку? Все, что он может – распечатку подкинуть, диктофон свести с ума… нести чушь, оставив в подъезде мертвых друзей. Бог – спец по мелким гадостям. Локи городского масштаба. Пусть его!

– Вы правы, магистр, – Легат надолго задумывается; Игорь, как ни странно, не торопит его, ждет, и наконец Легат кивает. – Незаменимых нет. Вместо меня может прийти другой; и идущий следом за мной способен оказаться сильнее меня. Вы совершенно правы.

Другой?

Слово кажется знакомым.

Другой!

Али… Алика… Не дайте… убить… Иначе… другой… Дьявол…

Мы еще встретимся, старший следователь Гизело! Встретимся – но уже не здесь. Моецарство скоро будет всюду!

Вот что имел в виду Ворон! Если Легат слаб, его сменит Другой. Бородатый самозванец, у которого нет атрофии воли. Который силен и опытен, у которого есть автомат и нет дивана, под чьим днищем можно отсидеться; Другой, которому не страшна кровь.

Легат молчит.

Маг уже не улыбается, рука – за отворотом куртки.

– Погодите! – я бросаюсь вперед, боясь опоздать, не успеть. – Игорь! Я сама с ним поговорю! Сама!

Маг поджимает яркие губы; отходит чуть в сторону. Рука по-прежнему – за отворотом.

– Олег Авраамович! Я…

Слов нет. О чем сказать? О разорванном небе над головой? О том, что пули плещутся в пыли, слетая с колоколенок?!

– Я хочу вам сказать спасибо, Алик. Я знаю – это вы спасли меня! Если бы не вы… Иероним Павлович сказал мне…

В пустых глазах рождается удивление.

– Нет… это не я. Не совсем я. Я просто писал книгу. Так сложилось…

– Хорошо, – киваю я. – Так сложилось. Все равно – спасибо. От меня – и от Эми. Мне сейчас нельзя умирать, Алик!

– Эми… – глухо произносит он, словно вспоминая. – Я должен был вам что-то сказать, Эра Игнатьевна… что-то важное… О моей книге. Я хотел написать о том, что с вашей дочерью все будет хорошо, и ребенок… я только не помню, чем все закончилось… я не помню!..

Кажется, один из нас сошел с ума. При чем тут его дурацкая писанина? И какой ребенок? Чей?

– Хотел написать… вспомнил! Пашка не сумеет защитить его. И я тоже не смогу, особенно если… мертвый. Его будут искать. Очень искать. Он – ребенок Пашки, они будут искать его…

Ребенок Пашки.

Ребенок Пол-у-Бога…

Только ты приезжай, мама! Пожалуйста, приезжай! Мне надо сказать тебе. Сказать важное… Приезжай, пожалуйста!

Приеду, дочка! Скоро, очень скоро! И пусть только кто-то попробует обидеть тебя! Вот только пусть попробует…

– Вам лучше поехать с нами, Алик! Здесь решаю не я и не вы. И даже не Игорь… не магистр.

Он молчит, в глазах тает пустота, плывет серыми, бесплотными волнами океана, где в бездне зарождается невозможная жизнь.

– Нет… Моя книга… моя. Я должен… должен сам…

Время тянется, Легат молчит, рука сжимает листки распечатки.

Чьи-то шаги совсем рядом. Удивленный вскрик:

– Ой, мамочки! Да чего ж это?