Андрей Валентинов - Нам здесь жить. Тирмен

Внезапно почудилось: неяркий дневной свет сгинул, сменившись зловещим отблеском факелов. Кабинет исчез, превратясь в мрачный сырой подвал, плечи окутала черная мантия, повеяло жаром горящих углей. Не хватает только дыбы…

– Отец Николай! – жалобно воззвала я, с трудом прогоняя видение. – Но ведь если вы не согласны с… некоторыми, принятыми здесь, обрядами, вы обязаны сообщить об этом своему начальству!..

– Обрядами? – голос священника прозвучал сурово, словно и он почуял запах горячих углей. – Обряды – это конфорка для сжигания булок? Одноразовые иконки? Забвение имени Христова? Камлание, глумливо именуемое молебном? Неужели вы думаете, что мы не взывали к властям церковным? Наша ли вина, что нас не желают слушать?

Мы не понимали друг друга. Точнее, не так. Старший следователь Эра Игнатьевна Гизело не могла понять своего подследственного. Мне (иной, неявной, навсегда скрытой за чернотой тайной мантии…), мне легче – и одновременно труднее. Поговорить начистоту? Нет, рано!

– Все эти соображения, гражданин Рюмин, – начала я, глядя в свежепобеленный потолок, – не объясняют и не извиняют распространение вами подрывной литературы.

– Это вы о Дамаскине? – улыбнулся отец Николай. – Вот уж поистине, дивны дела твои, Господи! Вы хоть представляете, гражданка следователь, о чем идет речь?

На такие выпады следовало отвечать стандартным напоминанием о том, кому здесь надлежит задавать вопросы. Однако изображать совершенную серость никак не хотелось, особенно перед отцом Николаем. Я приняла вызов. Тем более, совсем недавно довелось перед сном перелистывать Алексея Толстого…

– Вполне. Иоанн Дамаскин – епископ из Дамаска, жил при арабах. Рисовал иконы, писал богослужебные тексты и дружил с каким-то халифом. Правильно?

– Отчасти, дочь моя, – в темных глазах блеснуло что-то, напоминающее интерес. – Но епископ Дамасский оставил нам не только свои… богослужебные тексты, как вы их изволили назвать. Вы об иконоборцах слыхали?

…Когда Ревенко поручал мне это пакостное дело, то перво-наперво посоветовал не вступать с попами в богословские споры. Наша забота прокурорская – снять показания и составить заключение, дабы суд принял с первого же раза. Но у меня (иной, неявной…) был свой резон. Был и есть. Так что разговор идет в нужную сторону.

– Иконоборцы, отец Николай? Вы имеете в виду Лютера? Когда церкви и монастыри громили?

– Не только, дочь моя, – священник покачал седатой головой. – Не Лютер сие начал. А вот в веке восьмом, ежели не ошибаюсь, в Византии император Лев Исаврийский запретил почитание икон. Догадываетесь, почему?

– Не совсем, – как можно равнодушнее заметила я. – Тоже… конфорки заводили?

– Отчасти. Времена были тяжелые – войны, чума. Люди изверились, и вот… До образов одноразовых не додумались, однако же, глаголят, мощи святые вместо зелья к болячкам прикладывали. Вот император и решил сие остановить. Но лекарство пуще болезни вышло. Тогда Дамаскин и вмешался, дабы впавшим в соблазн истину разъяснить…

– Погодите! – прервала я. – Но ведь считается, что после здешней катастрофы Господь в милости своей повелел святым не оставлять людей…

– …И направил Святую Агафью руководить салоном красоты? – вздохнул священник. – А Святого Алимпия – чинить моторы? Дочь моя, Церкви еще и не такое ведомо! Вспомните! Кому предки наши кашу за печь ставили? Кому хлеб в воду клали?

– Но ведь действовало! – не выдержала я. – И тогда действовало! И сейчас!

«Кроме сегодняшней ночи», – хотела добавить я, вспомнив лопнувший стояк. Но – смолчала. Не все сразу.

– Об этом, дочь моя, Гете написал. Весьма доходчиво. Читывали?

– Вы про сатану?

Я невольно поморщилась. Почему-то казалось, что этот неглупый человек предложит объяснение посвежее. Кажется, он меня понял.

– Не верите, Эра Игнатьевна? Но если сия сила не от Бога… А она не от Бога, поверьте мне!.. как специалисту.

Я оглянулась. Кабинет пуст, «жучки» я проверяла третьего дня. Рискнуть? Да, пожалуй!

– Есть другая… теория, – осторожно начала я. – Полагаю, вы знаете, что все началось около десяти лет назад, когда здесь случился взрыв. Считается, что взрыв был ядерный…

Вспомнились давние заголовки газет, орущие динамики телевизоров, йод, который нам давали в «учебке». Тогда всем казалось, что начался Армагеддон. Еще бы! Плюс слухи: взрыв – в пять Чернобылей, облако накрыло восемь областей…

– Это был не ядерный взрыв, отец Николай!

Удивленный взгляд, покачивание головой. Не понял? Не поверил?

– Газеты врали. И про боеголовку, и про игрушки дурацкие с настоящим плутонием, и про радиацию. Ничего этого не было! Большая Игрушечная – ложь!

Вообще-то за такое мне должно оторвать язык. Клещами. По возможности, калеными. Но надо же, наконец, разобраться! Этот священник – не псих и не дурак…

– Да, я слыхал… – отец Николай задумался, вновь покачал головой. – В городе испокон ходят разные байки. Про наборы бомбочек с ядерными зарядами…

– Чушь! – отрезала я. – Эти, как вы говорите, байки специально распространялись заинтересованными лицами! Знаете, что такое «полезная дезинформация»? Нет? И слава Богу! Так вот, есть иная версия: взрыв был неядерный. Здесь, на Павловом поле – был когда-то такой район – работал исследовательский институт. Очень странный институт…

Все-таки я вовремя успела укусить себя за грешный мой язык. Не хватало еще выдать открытым текстом о НИИПриМе, в иных кругах – Институте N 7, Зоне «Б» и лаборатории «МИР». Тут не язык – голову потеряешь!

– Это был выброс неизвестной энергии. Считают… Некоторые считают, что эта энергия оказала воздействие не только на психику уцелевших, но и на специфические… э-э-э… материальные характеристики местности. Поэтому приезжие не видят и половины того, что здесь происходит. Для них кентавры – обыкновенные рокеры-придурки. Нужна адаптация…

Все! Стоп! И так сказано – выше крыши.

– Теория Семенова-Зусера, – тихо проговорил священник, и я вновь вздрогнула. Он знал! Да, теория Семенова-Зусера и Ковалевского. Правда, Девятый обычно называет ее просто Основной.

– Мне ведомо об этом, дочь моя. Но сия теория – всего лишь попытка объяснить непонятное через непонятное. Ибо науке таковое излучение неведомо.

Я не стала спорить. То, что мне сообщил Девятый, как выражаются дауны-американцы, only for eyes. Нет, не получилось. Священник ничем мне не поможет – разве что объяснит, как изгонять бесов.

Впрочем, если верить агентурным данным, отсутствующий здесь отец Александр уже пытался – без всякого успеха.

День складывался нелепо. Даже не складывался – тянулся. Как говорили у нас в детдоме: словно удав по стекловате. В детстве я всегда жалела бедного удава, но на этот раз могла лишь пожелать ему ползти быстрее. Все, что можно, я уже сделала. Псих-Кривец на экспертизе, протокол нашей бестолковой беседы с отцом Николаем составлен, кофе выпит. Я даже позвонила в гордуму, надеясь отыскать бравого таракана-полковника из ОМОНа, но того на месте, естественно, не оказалось. По крайней мере, мне так сообщили.