Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Книга не годится, — вздохнул Кессель. — Меня не надо искать — я, увы, всегда нахожусь сам. А запах замечательный.

— Сейчас будет еще замечательнее.

Раздался «чпок!» открываемого флакона. Кессель не знал, что за смеси она использует и кто их готовит, различал лишь отдельные компоненты: пихтовое масло, лаванда, мята, полынь… Пальцы Гали пробежались по спине, скользнули вдоль позвоночника, оставив прохладный след (мята), безошибочно нашли небольшое смещение, вправили точным и сильным толчком костяшек… Суслик зажмурился.

Вот так он мог плавать сколько угодно. И никогда не объяснял Гале, что в нормальном, рабочем, состоянии всех этих смещений, подвижек, мышечной усталости, просто не замечает и не ощущает. И что семь часов сна ликвидируют их с такой же, если не большей, надежностью, что и ее руки.

Зачем же он ходил сюда раз в полтора-два месяца? Ради дозы живого человеческого тепла, как в танцклуб? Да, отчасти. Восстановить в памяти ощущение заботы — пусть даже профессиональной? Да. Но зачем? Если всё в самом деле отмерло — то зачем? Ах, Джек, король Хэллоуина, — как же ты меня подловил… Как же ты мне показал, что отмерло не все.

Он представил очень ясно, почти зримо, Галины руки. Мускулистые руки потомственной крестьянки, хоть и не испорченные черной работой — но совершенно чуждые аристократизма. В меру полные, коротковатые пальцы с почти круглыми ногтями — цвета гончарной глины, которая, когда ее обжигают, становится коричневато-розовой, матовой и звонкой. И, вообразив так явственно эти кисти, которые сейчас творили с ним что хотели, он с некоторым удивлением обнаружил, что фантазия запустила тот самый механизм, который он считал необратимо разрушенным.

Он не стал импотентом. Это проверили еще в лаборатории, сразу. Но и человеческого в его реакциях было ровно столько же, сколько в работе гидравлического аппарата.

А сейчас желание возникло совершенно естественно и спонтанно. Если он подождет минуту-другую, оно пройдет. Возможно, появится снова. Возможно — нет. Суслик вдруг с изумлением понял, что не знает, что делать. Заточенная до бритвенной остроты привычка ловить, поощрять и развивать любое спонтанное движение говорила — не упускай. Профессиональный опыт подсказывал, что именно в этой сфере его предыдущее состояние куда надежней. А память твердила, что он женат. Хотя смерть обоих партнеров вообще-то — более чем уважительная причина для расторжения брака.

Поэтому он загадал, как, бывало, загадывал в той жизни. Подброшенная мысленно монетка завертелась в воздухе.

— Галя…

— М-м-м? — работа крепких пальцев, выбирающих из тела занозы несвободы, ни на секунду не прекратилась. На формулировку высказывания ушло достаточно времени, чтобы предложение в чисто физическом смысле потеряло свою актуальность — но решение было уже принято, и, по крайней мере, следовало дождаться падения монеты.

В конце концов, Суслик избрал именно эту формулу:

— Я хотел бы сделать вам непристойное предложение.

Говорить такие вещи, когда тебе заломили руку к самой шее, не очень умно. Но Галя оказалась великодушна.

— Какой степени непристойности? Зная ваше чувство юмора, я ожидаю чего угодно — вплоть до предложения выпить кофе после работы.

— Увы, я буду банален.

Короткая пауза — Галя отпустила его руку.

— Я должна подумать. Перевернитесь на спину.

Кессель перевернулся. Галя, смазав ладони новой порцией коктейля из масел, принялась энергично месить прямую мышцу бедра. Суслик снова зажмурился — семичасовый сон избавлял его от зажимов и подвижек в суставах, но вот этого ощущения, что ноги наполнены гелием и несут хозяина в сантиметре над землей, сон не давал. Это могла только Галя Чон.

Была еще одна причина зажмуриться: теперь он мог видеть то, что несколько минут назад лишь представлял: коричневато-розовые руки, мощные, как у скульптора. И сосредоточенное, умное лицо. Капельку пота, ползущую по виску. Тонкую черную прядку, выбившуюся из узла и прилипшую к щеке. Полураскрытые округлые губы.

Щелк! — механизм обратной связи снова сработал.

— Вы это имели в виду? — спросила Галя. — Вызвать девушку?

— Нет, — Суслик спокойно посмотрел ей в глаза.

— Когда-то мы обсуждали это, и вы сказали, чтобы я не обращала внимания. Вы переменили мнение?

— М-м-м… во мне что-то переменилось независимо от мнений. Когда мы это обсуждали, ни одна женщина не волновала меня в принципе. И ни один мужчина. Я мог совершенно спокойно смотреть на сколь угодно красивые тела любой степени обнаженности и в любых количествах. И не только смотреть. Вы сразу поняли, что дело вот в этом, — он приподнял голову и коснулся пальцем лба. — Именно здесь ничего не шевелилось.

— А сегодня — зашевелилось?

— Да. То, что вы видите, возникло не оттого, что вы массируете мне бедра, а оттого, что я могу видеть ваши руки… и лицо. Меня не интересуют здешние девушки. Меня заинтересовала совершенно определенная женщина — вы. И, откровенно говоря, я еще не знаю, как мне быть…

Он вперился в потолок, думая, что еще сказать. Галя сказала за него.

— С одной стороны, — она закончила разминать мышцы и перешла к точечному массажу, начав снизу вверх, с пальцев ног, — вам любопытно знать, что именно в вашей психофизике восстановилось и до какой степени. С другой — вы опасаетесь осложнений в профессиональной сфере. При вашей работе гораздо практичнее целибат — особенно когда он дается легко. Насколько сильно ваше желание?

— Ваш отказ я перенесу спокойно, другая женщина мне просто не нужна.

— Вы не влюбились в меня?

— Нет. К сожалению. Или к счастью.

— К сожалению — для вас или для меня?

— Для меня. Вы — как раз такая женщина, в которую я был бы не против влюбиться. К счастью — для вас. Целибат при моей работе даже не практичнее… просто безопасней для окружающих.

— И чем же вы намерены меня заинтересовать? Размером премиальных?

— Э-э-э… я совсем недавно сказал нашему оруженосцу, что ни один из нас не платит премиальных. Правда, не назвал причину, по которой не платил я. Но я не собираюсь лгать ему даже задним числом.

— А вы наглец, мистер Кессель, каких поискать, — Галя прервалась, чтобы упереть руки в боки. В этой ситуации лучше изъявить покорность, и Суслик ее изъявил.

— Да, — сказал он. — Я наглец. Откровенно говоря, я просто не хочу упрощать себе дело… Я… э-э-э… заключил сам с собой пари на вас, Галя. Избрал вас орудием судьбы. Как вы решите — без премиальных — так оно и будет.

— Ясно. — Галя сменила гнев на милость и энергично растерла его подколенную ямку, точку «сань-ли», маслом полыни. Взялась за вторую ступню. — И чем же вы намерены пробудить мой интерес? Тем, что вы данпил?