Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Ты в каком состоянии мне мужа вернул?! — крикнула сестра с кухни. — Почему он худой как Кощей?

— Женщина! — рыкнул Цумэ. — Где твой разум, я уж не говорю сострадание. Ребенок спит, зачем голосить?

…Эней переоделся в домашнее, вернулся в кухню.

— Все, я готов к ритуальному жертвоприношению. Обожруся и помру молодой. Чем будешь убивать? Котлетами или пирогами?

— Гренками по-французски. Потому что в доме нет ни черта. Этот пылесос, — Оксана через плечо показала на Игоря, — поглотил все.

— Будь последовательней, — Игорь развалился на угловом диване. — Если моя худоба так тебя пугает, необходимо приложить усилия, чтобы я скорее вернулся в форму. Так что от гренок я тоже не откажусь.

Оксана через то же плечо показала ему дулю.

— Женщина, ты знаешь, что этот жест обозначает в Японии? — хищно сказал Игорь. — Ты напрашиваешься на неприятности. В особо крупных размерах.

— Да прямо-таки уж и в особо крупных. Незаурядных — согласна. Где-то даже выдающихся. Но никак не в особо крупных.

Эней почувствовал, что пора прервать эту семейную идиллию.

— Кстати о неприятностях, — сказал он. — У меня для вас две новости. Одна хорошая, хотя это как посмотреть, другая не очень. С какой начать?

— Традиционно — с той, которая не очень, — Оксана несколько агрессивно плюхнула в миску ломтик хлеба. — Енота будить?

— Нет, я ему завтра сам скажу. Костя не вернется. С ним все в порядке, но он уезжает в Киев по своим церковным делам, и оттуда ему уже нет смысла возвращаться, потому что нашу лавочку здесь мы закрываем.

— В какие сроки? — спросил Игорь.

— Тохе по легенде нужно получить диплом, так что он останется здесь до зимней сессии и вернется летом сдавать магистерку. Вы, ребята, отбудете на новогодних каникулах с тем, чтобы Санька на новом месте сразу же пошел в школу. Ёлка, ты поступаешь на дистанционную работу в «Вавилон-4» на постоянной основе. Учителя слишком легко отследить. С завтрашнего дня начнем прорабатывать варианты. Я задержусь дольше всех — ради душевного спокойствия Зодиака. Ребят до аттестации доведу. Продам дом.

— А хорошая новость какая? — Ёлка включила миксер.

— Хорошая… Да я не знаю даже. С одной стороны она вроде бы как хорошая, с другой — одной морокой больше… — Эней не смог удержать улыбку. — Цумэ, позвонил твой доктор. Насчет последних анализов. Похоже, вам придется начать предохраняться.

— Э… Хорошо, — Игорь улыбнулся во все тридцать два зуба.

Эней полез в карман джинсов и бросил Цумэ скоростной тест на беременность.

— Это тоже мне? — приподнял брови Игорь.

— Не валяй дурака. Если я хоть немного тебя знаю — а я тебя знаю — вчера ты первым делом затащил Ёлку в постель. И вы по привычке не предохранялись.

— А вот и не угадал, — Оксана забрала у Игоря упаковку. — Во-первых, вчера он, как порядочный отчим, сначала купил ребенку подарок ко дню рождения — который будет только послезавтра, ну да ладно…

— Так вот о чей траковый скутер я споткнулся во дворе, — вздохнул Эней.

— Ну а то как бы мы выгнали этого гаврика на улицу на целый день, — пояснил Цумэ.

— А во-вторых, — сестра слегка покраснела, — ты плохо о нем думаешь. Первым делом он затащил меня в ванну, и только потом — в постель. В-третьих, эта штука, — она помахала тестом, — сейчас правильную цифру не покажет: должно пройти два дня, как минимум.

— А в-четвертых, — сказал Цумэ, поднимаясь и помогая жене выкладывать тосты на сковороде, — я тебе прямо так могу сказать: нет. К большому сожалению.

«Некому стало дырочки делать в сёдзи — что же так холодно в доме?»

Эней начала вспомнил это хокку Тиё, потом пожелал себе типун на тот участок мозга, которым это вспомнил. Ну что за беда с этими японскими классиками раннего Эдо — кого ни возьми, у каждого есть стихотворение на смерть ребенка.

А ведь Санька жив (Эней перебрался через сугроб, чтобы постучать по дереву), Санька рассекает на своем скутере по тихим улицам Вишневого, если Игорь, конечно, купил ему лыжную приставку (а они с Ёлкой купили наверняка), но без него в доме и вправду стало тихо и пусто. А холодно — это понятно почему. Декабрь — вот и холодно… И когда, распустив учеников, лезешь на полку за коробкой с новогодней мишурой, думаешь — а зачем? А потом думаешь: вот именно затем. Чтобы достать расписанные Оксаной игрушки и напомнить себе: вы не одни.

Он встряхнул упакованную еще с прошлого Нового года ёлку и макнул ее в снег, чтобы смыть запах шкафа и тоски.

Близилось Рождество, первое за пять лет — без ребят. Но Энея сейчас беспокоил не праздник. Приближалась вторая, не менее традиционная и более важная для узкого круга избранных дата: двадцать второе декабря.

Зимняя сессия регионального консультативного совета. Слет вампиров всея великия, малыя и белыя.

Не то чтобы Эней особенно переживал из-за этого мероприятия. Большой мандраж был перед осенней сессией, когда еще не замело следы августовской акции. Эней знал, что следствие по таким делам не останавливается, пока не докопается до виноватых. Наказание за убийство высокого господина должно быть неотвратимым. Можно рассчитывать, что расследование перейдет в вялотекущую стадию; на то, что дело закроют и спишут в архив — никогда.

Если на зимней сессии никакого шороха не будет, можно смело считать, что расследование хотя бы на время перешло в состояние полураспада.

…Пока он возился с ёлкой, Ника разбирала ящик с игрушками. Гирлянды, мишуру и бусы следовало распутать и разложить на полу.

С отъездом Оксаны Ника воодушевилась. И — без всякой связи с оксаниным отъездом — оформилась. Эней даже опасался — не стала ли она подъедать понемногу стероиды.

Нужен еще один решительный разговор, подумал он. И не обидеть девочку.

— Ты когда сказал «ёлку наряжать», я даже вздрогнула: неужели вернулись?

Эней ответил улыбкой. В прошлом году это была дежурная шутка. «А сейчас мы будем наряжать Ёлку!» — сообщил Цумэ и поставил на столь праздничные коробки: пришедшую по каталогу бижутерию для жены.

— Нет. Но у них там все хорошо. Они письма пишут.

— А мне не пишут.

— Напишут непременно. А пока давай сюда вон тот конец гирлянды.

Встав на табурет, он начал распределять по веткам разноцветные световоды. Ника принялась разбирать другую коробку.

— Вот растут же у людей руки… из правильного места, — она вынула расписанный Оксаной большой ёлочный шар.