А. Фористер - Бухта страха

— Отлично! — согласился я. — Восхитительно!

— Надо думать, — самодовольно заметил он. — Их можно продавать по четвертаку за штуку. Летом они сами обеспечат себя пищей, а зимой впадут в спячку в складках вашей летней одежды; на пропетание им хватит моли и небольшого количества камфары.

— Звучит неплохо, — говорю. — Очень неплохо!

— Так и есть, — говорит он. — Но большие праекты принесут больше денег. А самый большой праект — это диплодок.

— Чего? — говорю я.

— Диплодок, — говорит он. — Это рептилия, — говорит, — или млекопетающее, или рыба, или птица, или что-то в таком роде. Я и сам не знаю. Но дознаюсь во что бы то ни стало. Эндрю Карнеги недавно приобрел скелет за двадцать или за пятьдесят тысяч долларов, что-то в таком роде. Если уж скелет сколько стоит, то готовый диплодок должен стоить мильон. Итак, — внушительно заявляет он, — я собираюсь вырастить стадо диплодоков для продажи в стране и икспертной торговли. Когда я сумею заставить их размножаться, мой годовой доход составит, я полагаю, двадцать или тридцать мильонов. На первых порах я стану действовать медленно и тайно, продавая потихоньку чучела в музеи естествинной истории. Потом расширю дело и охвачу зоологические сады и бродячие зверинцы. А когда спрос насытится, буду продавать диплодоков в качестве домашних животных. Они смогут отлично перевозить дома или тащить баржи по рекам.

Короче, этому старому джентльмену я очень понравился, и он мне тоже. Так что, когда он предложил мне работу по уходу за его искпериментами, я принял его предложение и поселился с ним на той мороженой вилле. Сначала я побаивался, но после привык, точно всю жизнь провел в психопетической клинике. Геенне тоже там понравилось, и он вовсю гонял с конестраусами и петухуру.

Там было много зверей, которых я даже не видел. Их он держал в огромном загоне за холмом. Там он делал из слонов мастадонтов и мамантов и бегемотов и прочее; был там еще двухногий носорог размером отсюда вон дотуда и еще столько же.

Для диплодока мы отобрали лучших праизводителей. У нас был там один двухногий гиппопотам, сделанный из пингвина, конфетка да и только. И другое саздание, гебрид кенгуру, кита и эму. И так далее, и вот наш тяжкий, крапатлиливый и самаатверженный труд стал приносить плоды, и через несколько лет мы получили что-то очень похожее на нужное животное.

Однажды мы задумчиво глядели на него. Животное уже подросло и могло теперь стоять на ногах, упираясь головой и хвостом в землю.

— Что-то тут не так, — зловеще проговорил старый Смит. — Оно больше похоже на корову, чем на диплодока. В чем дело, как ты полагаешь?

— Ни черта не понимаю, — сказал я. — Оно точно потеряло последнего приятеля, причем этот приятель задолжал ему денег. Вот уж не думаю, что оно способно укусить, даже если положить ему палец в рот и тянуть за хвост.

Старина Смит хлопнул себя рукой по колену с такой силой, что, должно быть, сломал коленную чашечку.

— Ты прав! — воскликнул он. — Оно слишком безвольное, слишком кроткое, покорное, безропотное. Мы вырастили его из послушных и нетарапливых животных — коров, бегемотов и так далее. Нужно придать ему немножко гарячности, силы, смышлености, черт возьми! Добавим носорога и дикого слона. Их виличие и стать дадут нам диплодока — правильного диплодока.

— Правильно, — соглашаюсь я. — Здоровая кровь, здоровый двух. А этот печальный абразец тоже пойдет в дело.

Так мы и сделали. Взяли старого дикого слона, такого злобного, что мы и подойти к нему боялись без подъемной стрелы и динамита, к нему добавили носорога, приражденного мезантропа и настоящего бойца, который с места кидался в схватку, потом взяли семейное дерево нашего диплодока и подмешали их в нужных местах.

Можете представить, как мы были взволнованы, ожидая ризультата. Нашего первого диплодока никто бы не назвал тихоней. Пришлось построить для него спициальный хлев, громадный, что твой цирковой шатер; минут десять уходило на то, чтобы обойти его кругом, а с самой высокой лестницы мы не доставали до его холки. Второй должен был стать шидевром. Старина Смит клялся, что ни цента не сбросит с пятисот тысяч, и то после того, как диплодок наполнит долину потомством.

Что скажу, он был прав. Второй диплодок увинчал и даже превзошел все наши надежды. Он был такой огромный, что рядом с его скелетом кости, купленные стариком Карнеги, показались бы рингеновским снимком вешалки. Он возвышался над своей матерью, как небоскреб Зингера над подземкой.

Сказать, что мы с Вертиго были счастливы — значит ничего не сказать. Мы купались в радости. Мы прямо-таки с ног до головы сочились счастьем и все утро, взявшись за руки, танцевали вокруг нового диплодока. Мы точно водили хоровод в уневерсальном магазине.

День за днем мы смотрели, как наше саздание равевается и растет физически и духовно. Большие животные обычно медленно достегают зрелости. Но нашего диплодока это не касалось. Меньше чем через неделю он смог сам вставать на ноги. Через три месяца мы отлучили его от матери. А потом нам с Вертиго пришлось по четырнадцать часов в сутки таскать провизию, чтобы наши диплодоки не померли с голоду.

Адская была работенка — кормить этих зверюг. Где-то среди их предков затесалась собака, и от нее новый диплодок взял привычку вилять хвостом; старый был для этого слабоват. Однажды Ровер — так мы назвали нашего малыша — в благодарность за две вязанки сена снес угол дома. В другой раз он порушил парочку громадных секвой и апельсиновое дерево. Апельсины мы потом находили мили за четыре от того места.

Месяцев шесть все шло хорошо. Мы с Вертиго были счастливы, точно котята у миски с молоком. Ровер рос не по дням, а по часам. Ни единое облако не омрачало наших гаризонтов. Мы купались в лучах радости и не променялись бы с самим царем всей Расии и некоторых руских.

Вот так оно всегда бывает. Я уж давно заметил. Поначалу все спокойно, а потом случается какая-нибудь гадость и хрясь тебя, где больнее. Все идет, как по маслу, ты сам себе нравишься, доволен и счастлив, начинаешь верить, что фортуна повернулась к тебе лицом — глядь, а гадость уже на пороге.

Наша тоже пришла. Заявилась ночью. Вот так оно чаще всего и бывает.

Только я перевернулся на другой бок и второй раз погрузился в абъятия Марфея, как раздался адский грохот. Прямо конец света!

Я проснулся и пнул Вертиго.

— Ты храпишь, — крикнул я ему в ухо.

Тут грохот раздался снова и я понял, что ошибся. А через минуту получил еще одно даказательство: дом куда-то исчез и я очутился под открытым небом. Лежу, смотрю на звезды и думаю, что случилось.