Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы

— Нет. Вы имеете в виду Глоба?.. Со мной такое бывает, — извиняющимся тоном продолжил Джек. — Что-то с глазами — наверное, астигматизм. В результате напряжения.

— Хотите посидеть в баре? — предложила Дорин. — Или выйдем на улицу?

— На улицу, — ответил Джек.

Они остановились на мосту. В воде, смутно мерцая, скользили рыбы, казавшиеся полуреальными существами, — здесь, на Марсе, они были настоящим раритетом. Они казались чудом, и Джек с Дорин, ощущая это, не могли оторвать от них глаз. Оба чувствовали, что думают об одном и том же, и знали, что не обязательно говорить об этом вслух.

— Как хорошо здесь, — наконец промолвила Дорин.

— Да.

— В разное время, так или иначе, все были знакомы с каким-нибудь шизофреником, — заметила Дорин, — если, конечно, сами не болели. У меня страдал шизофренией младший брат, еще там, Дома.

— Со мной все будет хорошо, — откликнулся Джек. — Со мной уже все в порядке.

— Нет, — покачала головой Дорин.

— Нет, — согласился он, — но что я могу поделать? Вы же сами сказали: шизофреник навсегда останется шизофреником. — Он замолчал, устремив взгляд на бледную, плавно передвигавшуюся рыбу.

— Арни о вас очень высокого мнения, — заметила Дорин. — Он действительно обладает способностью правильно судить о людях. И уже понял, что Глоб отчаянно жаждет продаться и пролезть в штат. Кажется, психиатрией теперь прилично не заработаешь, в отличие от старых времен. Слишком многие ею занимаются. У нас в поселении двадцать психиатров, а толку никакого. А ваше состояние… не явилось препятствием, когда вы получали разрешение на эмиграцию?

— Пожалуйста, мне бы не хотелось говорить об этом, — ответил Джек.

— Давайте погуляем, — предложила Дорин.

Они шли по улицам мимо магазинов, большинство из которых было закрыто в этот день.

— А что вы вдруг увидели, когда смотрели на доктора Глоба там, за столом? — спросила женщина.

— Ничего, — ответил Джек.

— Вы и об этом предпочитаете не говорить?

— Пожалуй.

— Думаете, если скажете мне, положение может ухудшиться?

— Скорее, не положение, а то, что внутри меня.

— Откуда вы знаете, что причина внутри? Может, дело в вашем зрении, искажающем действительность?.. Я всегда изо всех сил пыталась понять то, что видел и слышал мой брат Клей. Он не мог сам это выразить. Я чувствовала, что он живет в совершенно ином мире. Клей покончил жизнь самоубийством, так же как Стайнер. — Она остановилась у газетного стенда и принялась читать заметку на первой странице о Норберте Стайнере, — Экзистенциальные психиатры считают, что не надо им мешать сводить счеты с жизнью, мол, для них это единственный выход… когда видения становятся непереносимо ужасными.

Джек промолчал.

— Это действительно так страшно? — спросила Дорин.

— Нет. Просто приводит в замешательство, — попытался объяснить Джек. — Они никак не согласуются с тем, что ты до сих пор видел и знал, поэтому продолжать привычное существование оказывается невозможным.

— И вам часто приходится делать вид, что все в порядке, ну, изображать? Как актеру? — Он не ответил, и она продолжила: — Как вы пытались это сделать сегодня.

— Я бы с радостью согласился дурачить окружающих, — кивнул Джек, — Чего бы я только не отдал, чтобы научиться прикидываться. Но тут-то и происходит настоящий распад личности, до этого мгновения все идет как по маслу — врачи ошибаются, утверждая, что расщепляется сознание. Я бы вполне мог сохранять его целостность, но тогда мне пришлось бы наклониться к доктору Глобу и сказать ему… — Он внезапно замолчал.

— Что сказать? — спросила Дорин.

Джек сделал глубокий вдох.

— Ну, я бы сказал: док, я вижу вас в перспективе вечности, и вы — мертвы. В этом заключается суть болезненного восприятия. Оно не нужно мне, я не желаю его.

Женщина взяла его за руку.

— Я никому не говорил об этом раньше, — продолжил Джек, — даже Сильвии, своей жене, и сыну Дэвиду. Я каждый день наблюдаю за ним, слежу — не проявляется ли это и в нем. Такие вещи легко передаются по наследству, как у Стайнеров. Я не знал, что у них сын в Бен-Гурионе, пока Глоб не сказал об этом. А ведь мы уже много лет как соседи. Стайнер никогда и словом не обмолвился.

— Нас ждут назад к обеду, — сказала Дорин. — Вы не возражаете? Знаете, если хотите, вы можете отказаться работать на Арни и остаться у мистера И. У вас прекрасный вертолет. Оттого, что Арни решил вас купить, вы не обязаны все бросать.

— Создать прибор для коммуникации аутичного ребенка с нашим миром — очень увлекательная задача, — пожал плечами Джек. — Думаю, в задумке Арни есть глубокий смысл. Я мог бы стать посредником и принести пользу.

«И на самом деле не важно, зачем Арни нужен сын Стайнера, — подумал Джек. — Возможно, он движим чисто эгоистическими мотивами, рассчитывает на значительный доход в звонкой монете. Но меня это совершенно не волнует. К тому же не обязательно порывать с мистером И. И может просто сдать меня Союзу водопроводчиков в аренду: мне будет платить мистер И, а тот, в свою очередь, будет получать деньги от Арни. И все будут счастливы. Уж конечно, возиться с нарушенным сознанием ребенка гораздо интереснее, чем копаться в холодильниках и диктофонах. Если мальчика мучают какие-нибудь известные мне галлюцинации…»

Джек был знаком с временной теорией, которую Глоб выдал за собственное изобретение. Он читал о ней в «Научной Америке»; естественно, он читал о шизофрении вообще все, что удавалось достать. Он знал, что теорию разработали швейцарцы и Глоб не имеет к ней никакого отношения. «Странная теория. Но что-то в ней есть».

— Давай вернемся в «Ивы», — сказал Джек. Он был страшно голоден, а трапеза обещала быть обильной.

— Ты смелый человек, Джек Болен, — ответила Дорин.

— Почему? — поинтересовался он.

— Потому что возвращаешься туда, где плохо себя чувствуешь, к людям, которые вызвали у тебя, как ты выразился, видение вечности. Я бы на твоем месте сбежала.

— Но в этом-то и заключается самое главное: все задумано, чтобы человек сбежал. Для того и существуют видения, чтобы уничтожить взаимоотношения с другими людьми, чтобы изолировать тебя. И если им удается добиться своего, твоя жизнь среди людей закончена. Именно это и имеют в виду, когда говорят, что шизофрения не диагноз, а прогноз; она не описывает то, чем человек страдает, она только предсказывает, что будет дальше.

«Но со мной такого не произойдет. Я не превращусь в немого Манфреда Стайнера, запертого в психиатрическом заведении. У меня есть жена, сын, друзья, я буду работать и сохраню их. Да и любовные связи, если таковые возникнут, — добавил про себя Джек, взглянув на женщину, державшую его за руку, — я буду стараться продолжать».