Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

Гном молчал — осознавал услышанное. Не то, чтобы он медленно соображал, нет, когда надо — решения проблеме он находил мгновенно. А так он просто всё делал неторопливо, обстоятельно — и думал тоже. Танки не гонят, зато горе тому, кто окажется у танка на пути, особенно с дурными намерениями. Такого самоубийцу ведь даже не заметят.

— Дети — одни? — коротко спросил он, обдумав рассказ.

— Ну… да. Мы же… они же думали, что город свой охраняют. В пригороде — там пустынно, если военные и появляются, то их не слишком много. Это потом пришлось уйти — когда «взрослые» боевые действия в город перешли…

Гном молча закивал и снова погрузился в длительные размышления. О чём он думал? С чем сопоставлял рассказ пятнадцатилетнего фельдфебеля?.. Сиф не знал и даже не задумывался.

— Про Скалей я понял. Теперь про стычку с группой Заболотина-Забольского, — наконец проговорил Гном. Любопытство танка — это приговор. Хочешь или нет, но рассказывать придётся.

Сиф вздрогнул, всё ещё мыслями гуляя среди тех ребят, которых считал своей семьёй долгих два месяца, когда был с ними, да и потом — тоже. Даже сейчас ему казалось, что встреть он кого-то — и узнает сразу, потому что их не спутать ни с кем! Кап — командир. Тиль — второй, самый близкий друг… Неунывающий Рыжа, у которого в карманах водится всё на свете, беззаботно-лихой Кусь… И… И Люк, подорвавшийся на мине…

— Так что там было? Что за стычка? — в словах Гнома будто бы проскользнуло нетерпение, но, наверное, оно просто послышалось.

Маленький фельдфебель заколебался. На свою память он полагаться не мог, а рассказы о тех днях не любил.

— Да просто столкнулись. Шакалята не рассчитали, сколько нас, мы не сразу поняли, где враг, — подал голос Заболотин, словно ободряя своего воспитанника.

— Стычка с группой… — задумчиво произнёс Сиф, стараясь снова окунуться в прошлое, хотя бы по чужим рассказам, — но в другое прошлое. Память… не хотела возвращаться. Слишком страшными были те дни.

Короткий вдох — и с головой в омут прошлого:

— Скверная была для Стаи стычка. Много нас… там осталось.

Кап, задержав дыхание, вжался в ствол дерева и оглядел поляну, ставшую изощрённой ловушкой. Тактика Стаи, отработанная не раз, была хороша для измотанного долгим преследованием отряда противника человек в десять. С полной сил, хорошо вооружённой и опытной по части перестрелки в лесных условиях группой в два десятка человек Стае явно было не тягаться. И ещё, разумеется, там, где Скали знали каждую тропку, каждое дерево, — их никто не мог вот так застать врасплох, а здесь, за десятки километров от родного города, вымотанные долгой дорогой…

Только отступить нельзя было. Пока спрыгнешь с дерева — тебя в воздухе продырявят с той же легкостью, с какой сейчас дырявят сидящих в листве. Как спелые яблоки от сильного ветра, сыпались на землю подстреленные Скали… Точнее, конечно, бывшие Скали, Стая мёртвых и раненых не подбирала — ей дороже были целые. И это никого не беспокоило. Эмоции, сверкнув на час, теперь отстояли от «Шакалов» так далеко, что воспринимались чем-то второстепенным.

«ПС», — было написано на драгоценных коробочках. «Психостимулятор» — как расшифровывалось это во взрослых умных книжках. «Откат» — звали это странное, словно туманом все чувства заволокло, состояние Скали, и ценили они откат гораздо больше кратковременного «пика».

Но туман, скрадывающий эмоции, никогда не мешал Капу фиксировать всё происходящее с точностью видеокамеры. Вон мелькнула белобрысая голова, перетянутая свёрнутой в жгут банданой, мелькнуло пёстро размалёванное, под камуфляж, лицо Сивого — обычно улыбчивое, а теперь испуганно перекошенное. По части размалёвки Сивый был спец. Он умудрялся даже выгорающие на солнце до почти белого волосы сделать незаметными на фоне листвы. Может, дело было в росте — маленькому легче остаться незамеченным. Может, в особом таланте. Капу стало жалко, что такой головастый парень пропал.

— Отходим, к навкиной вас..! Скали, чтоб вас, кто живой, валим в лес, авось кто дойдёт! — заорал «Шакалий» командир, спрыгивая вниз, чувствуя, как замирает внутри туго натянутая нить — убьют или не успеют?

Упал, рванул за ствол, чуть привстав, бросился вглубь леса. Нить внутри, казалось, звенела от напряжения. Вот, справа мелькнул Тиль. Значит, их хотя бы двое живо… Жалко Сивого. Может, всё же уцелел? Уйдёт с ними? Сивый, даром, что совсем малявка, сильный всё равно, как это слово понималось в Стае…

До чащобы добрались уже вчетвером. К вечеру ещё трое нашлись. И всё. Из двадцати трёх мальчишек-«Шакалов». Сивого не было, и Кап ходил злой, орал на всех, ожесточённо, грязно ругаясь. Не должен был Сивый помирать. Может, он в отрубе, а потом придёт в себя… Догонит…

— Тиль, не гляди ты на меня больным взглядом! Сам знаю, что Сивого твоего ненаглядного с нами нет! — Кап впервые не мог глядеть в глаза своему другу. Кап, Тиль и Сивый — иногда Капа посещали бредовые мысли, что они похожи на семью.

И первый раз за долгие пять месяцев «скальже кома?ндир» усомнился в верности утверждения «раненый — слабак». Но было уже поздно — оставалось только надеяться.

Лишь бы Сивый был жив. Тогда догонит. Тогда никто не посмеет сказать, что Сивый — малявка и слабак.

Так надеялся Кап. Жизнь же распорядилась иначе, хотя Сивого и не убили в той перестрелке.

Встреча откладывалась, вопреки горячему желанию обоих — на никем, кроме одного Господа Бога, не определённый срок.

…— Ёлки-палки, вашбродь! Это ж дети! — отшатнулся от тела один из солдат. — В нас дети палили!

Командир выразительно выругался, по-местному помянув навку — чудище с болот, что людей в туман заманивает стонами да детским плачем — то её, навкины детишки стараются ради мамки.

Навкины… детишки… Прям как эти.

— Живой кто есть? — мрачно спросил он, щупая пульс ближайшего к нему ребёнка — да, он и сам теперь видел, что это был мальчишка лет двенадцати, размалёванный зелёным и коричневым — камуфляж на лице.

Нет пульса. Мертвее мёртвого тело.

Командира вдруг пробрал озноб. Чужой смерти офицер давно не боялся и к мёртвым телам привык, но видеть такого ребёнка… Почему-то бежали мурашки по спине, и хотелось очнуться от кошмара, который, увы, просто-напросто был реальной жизнью.

— Один жив! — крикнул кто-то и тут же охнул: — Кусается, бешеный!

Послышался звук короткой борьбы, затем к командиру подошёл солдат с переброшенным через плечо мальчишкой без сознания. Каким-то шальным выстрелом пацану задело ногу у колена — не ранило даже, а продрало штанину и вспороло кожу, на этом, впрочем, травмы кончались. Ну, если не считать возможного сотрясения мозга — если вспомнить, с какой высоты валились эти глупые дети на землю — и всяких там шоков, потрясений и прочего.