Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

Мысли у Расточки разбегались и прыгали с темы на тему. Пока они окончательно не ускакали в семейные дебри, Раста села и спросила и Спеца:

— Слушай… А чего ты такой сегодня?

— Какой? — лениво спросил расслабившийся было Спец.

— Ну… слишком воинственный для пацифиста.

Каша неожиданно тоже сел, и от этого Спец смутился и сипло, словно у доски перепугавшись, отозвался:

— Да так… Это из-за поездки.

— А Станок?

— Он просто опекуна знает.

Некоторое время друзья напряжённо молчали, глядя друг на друга… А потом вдруг расслабились и улеглись, головами касаясь друг друга, словно трёхконечная звезда. Всему своё время… А дружба может простить многие тайны.

… Солнце сквозь быстро несущиеся облака приятно грело лицо. В кустах заливались птицы. Запах свободы из ветра никуда не исчез, но стал не таким дразнящим, не сводил с ума, а просто наполнял что-то внутри, как воздух наполняет яркий воздушный шарик. Даже на губах Спеца появилась неуверенная улыбка.

— Сколько времени? — просто так спросил он, хотя часы были у него на руке. На них Раста и поглядела, приподнявшись, чтобы ответить:

— Половина четвёртого.

Улыбка с губ Сифа сползла — безо всякой на то причины. Он почувствовал вдруг, что у шарика, наполненного газом под названием свобода, на конце верёвочки висит странный груз. Это был груз воспоминаний и страха перед будущим: а вдруг всё когда-нибудь повторится? А вдруг так быстро время течёт — к страшному повороту назад?..

Полдень миновал — и уже давно. Стрелка бежала всё вперёд и вперёд, словно не зная, что с каждым своим оборотом приближает наступление заката. Ветер с запахом свободы внезапно утих, осознав, что не в силах изменить ход времени, а закат ждал где-то впереди. Далеко. За несколько лет.

Всё равно ждёт, и люди не в силах остановить время, как бы им ни хотелось — Мефистофель не отзовётся на их «Остановись, мгновенье!», у него есть дела и поважнее: война — это раздолье для таких, как он, демонов.

А Сиф глядел в небо и думал о том, что когда-нибудь обязательно всё расскажет. Перед поездкой. В мае…

Сначала Сиф, ещё сквозь сон, понял, что в комнате кто-то есть, затем уже расслышал шаги и разлепил глаза. В комнате было темно, за окном царила ещё ночная тишина, нарушаемая лишь изредка звуками проезжающей машины.

— Что такое? — завозившись, спросил Сиф в воздух.

— Это я, я, — невпопад отозвался из темноты полковник. — Христос воскресе, чуткий ты мой. Ты вещи собрал?

— Воистину воскресе… Да, у стола лежат, — Сиф откинул плед и рывком сел: — Вы что ищите-то?

— Ты наладонник куда сунул?

— Я не вернул? Извините. Он тогда в верхнем ящике стола лежит, — Сиф дёрнулся было, чтобы вскочить, но Заболотин отмахнулся и сам всё достал.

— Спи, отоспаться нам надо перед полётом. Я вещи в коридор вынесу, чтобы потом не метаться по квартире, — повертев наладонник в руках, он подошёл к кровати и сел рядом с Сифом. В халате, с влажными после душа волосами, Заболотин мало походил на офицера — просто обычный усталый человек. Мальчик подогнул под себя ноги и продолжил сидеть. Уже почти утро. А когда будет «совсем утро», они вместе с Великим князем отправятся в Забол, и от этой мысли в эти часы на грани ночи и дня совсем пропадал сон. Хотелось сидеть и молчать, глядя на синий прямоугольник окна, на несколько жёлтых крапинок в доме напротив — там тоже кто-то не спал, — сидеть и чувствовать странную близость с тем, кто сидит рядом с тобой. Словно вы — родственники, несмотря на то, что он — русский, а ты вырос в Заболе; словно вы — семья, несмотря на то, что он — просто твой командир, с детства, на всю жизнь, наверное, а ты — просто его вечный ординарец. Никакой крови… Но отчего-то всё равно чувство родства не пропадает.

Странные мысли и ощущения приходят — наверное, от недосыпа. Кто бы знал, какими долгими могут показаться три часа после пасхальной ночной службы, когда хочется заснуть… а напряжение не даёт. Когда привычная, из года в год приходящая радость — Христос воскресе! — не может вытеснить из сознания страха перед тем, что будет уже скоро, скоро…

— Ваше высокородие… Что нас там ждёт? — тихо спросил Сиф.

Заболотин обернулся к нему, обхватил рукой за плечи и так же негромко ответил:

— Ничего хорошего. Попытки разобраться, с кем же Забол хочет больше иметь дело: с опять стремительно набирающей силы Выринеей или с нами. По крайней мере, именно это предполагает генерал Итатин. А знаешь, — тихий смешок, — кто этот человек на самом деле, Сиф?

— Кто? — Сиф по-детски прислонил голову к тёплому боку Заболотина. Этот жест показался ему слишком полным «телячьей нежности», и в любое другое время Сиф себе такого не за что не позволил бы… но командир ничего не сказал. Это была странная ночь. Казалось, она переворачивала всё с ног на голову, а если вдуматься, не разумом, сердцем — выходило, что она лишь расставляла всё на свои места. Что же — это Пасха. Так положено. Теперь всё поменяется…

Ну, многое. Наверное. Сегодня — точно. Этой ночью Сиф верил в то, что у него всё получится.

— Генерал Итатин — это тот, чьи советы слушает министр иностранных дел. К кому прислушивается сам Государь. Генерал не занимает никакой высокой государственной должности, его слушают, как человека… И во многом именно его советы определяют внешнюю политику Империи, — Заболотин вспомнил, как несколько месяцев назад этот самый генерал сидел здесь, за стенкой, на кухне, вместе с Вадимом — однокурсником Заболотина — и пил вино, слушая рассказы об их учёбе и службе. А ещё Заболотин вспомнил несколько вечеров в апреле, которые он провёл в доме Итатиных. Тогда он впервые понял, что генерал — тот человек, чьи слова — это не пустые разглагольствования, потому что он знает всё. Или почти всё. Уж по крайней мере то, что нужно для принятия того или иного решения, — точно.

… И в то же время, милая, по-домашнему уютная жена и две тихие барышни-дочери — сразу же превращали Итатина в совершенно обычного человека. Реального. Обыденного. Просто чрезвычайно умного.

— Мало о ком можно с первого взгляда всё сказать, — после некоторого молчания сказал Сиф, думая не о генерале, но больше о себе и своих друзьях, а ещё и о столь любящем таинственность Крёстном. Ведь Сиф до сих пор так и не задал ему прямой вопрос. И прямого ответа не получил — а это связано…

— Спи, Сиф, — поднялся Заболотин. — Скоро уже выезжать. Спокойных снов, если успеешь.

— И вам, ваше-скородие… — сонно откликнулся Сиф, залезая обратно под плед.

Командир подхватил его рюкзак и вышел из комнаты. Сиф ещё какое-то время слышал, как полковник ходит по квартире, а затем мальчик заснул, продолжая во сне размышлять о «первом взгляде», Крёстном, генерале Итатине и своих друзьях… Спать и не следить, как медленно течёт время…