Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

Князь и полковник снова обменялись взглядами, и Заболотин кивнул, зная, о чём подумал Иосиф Кириллович.

А Сиф всё же заставил непослушные губы договорить:

— … это последствие… психостимуляторов.

«В постыдном надо признаваться», — не раз твердил Заболотин-Забольский. Это геройствовать надо втайне, а вот молчать о срамном поступке себе же хуже. Приятно столько же, сколько в том, что таскать с собой в свёртке тухлятину: чем дольше носишь, тем сложнее затем отмыться от запаха.

— Это была война, — вздохнул Великий князь, ни о чём больше не спрашивая. — Та ещё… штука, пусть и звалась она скромно конфликтом. Забол-Выринейским конфликтом… Ладно, не будем больше об этом. Ты ещё всё вспомнишь, Сиф, не волнуйся.

— Я и так помню, — может, и излишне резко вырвалось у Сифа. — Частью…

— Хорошо, закончили с этим. Вернёмся к теме разговора?

— К вашей… просьбе? — уточнил Заболотин.

— Именно, — резко кивнул Иосиф Кириллович, и лицо его стало сосредоточенным, серьёзным. — К моей… просьбе. По планам мы отправляемся в мае, на Светлой Седмице, а дальше как пойдёт.

— В мае… Хорошо, — кивнул полковник и поглядел на приходящего в себя после короткого, но непростого разговора Сифа. Мальчик уже внимательно слушал, о чём говорят полковник и князь, и, кажется, старался вникнуть. Он ещё не знает, в чём дело. Быть может, ещё пока хочет отправиться вместе со своим полковником — только узнать бы, куда.

— Я сопровождаю его императорское высочество в Забол. Ты можешь остаться в Москве, если хочешь, — решился сразу сказать полковник, понимая, какую бурю чувств сейчас пробудит.

Сиф застыл, беззвучно шевеля губами. Забол. Призрак войны. Призрак страшного, изуродованного взрывами прошлого.

Солнечный свет, пробиваясь сквозь витражное стекло, ложился на письменный стол и ковёр перед ним причудливыми цветными пятнами. За окном чирикали птицы. Мир потихоньку начинал привыкать к весне и неуверенно радовался её наступлению. Так было каждый год, пять или даже шесть лет подряд. Но если бы можно было нырнуть в память Сифа больше, чем на шесть лет, весны бы там больше не было. Была бойня, были грязь и смерть, огонь и взрывы. То, что звалось нейтральным словом «конфликт», своим участникам показывало настоящее лицо, а не то, что корчило в камеры любопытных журналистов со всего мира. Это было лицо самой обычной войны, от своей «локальности» ничуть не ставшей «гуманнее». А война весну издревле не переносила. Если война проигрывала — она, редко когда полностью исчезая, беззвучно терпела и ждала своего часа.

До захода солнца и наступления тьмы ещё было далеко. Но всё равно, время это близилось.

Где-то в далёком Заболе их уже ждали. И что же там случится, зависело, в основном, от присутствующих сегодня в кабинете Великого князя на Сетуньской императорской вилле.

Даже от пятнадцатилетнего фельдфебеля — в той же мере, что и от его опекуна-полковника.

— Я сопровождаю его императорское высочество в Забол. Ты можешь остаться в Москве, если хочешь, — медленно проговаривая слова, оповестил Заболотин-Забольский. Он хоть и говорил «если хочешь», но хорошо понимал, что сейчас ответит его молодой ординарец — за шесть лет немудрено узнать друг друга близко.

— Могу ли я… — Сиф перевёл дух и, еле шевеля губами, тихо, но твёрдо закончил, — отправиться с вами?

Он и сам не знал, что умеет так цедить слова, словно удерживая за зубами внутренний страх, не давая ему просочиться в слова. А где-то с краю сознания промелькнула неприятная, но абсурдная в тот момент мысль: «Что же я скажу Расте…»

Полковник вздохнул, прикрыл на секунду глаза, потом кивнул, только и сказав, что поездка выпадет по большей части на Светлую Седмицу — а дальше видно будет. Сиф в ответ кивнул со всей серьёзностью, словно это было самым главным аргументом «за».

Великий князь улыбнулся, но глаза были грустными, и улыбка от этого тоже вышла далеко не весёлой:

— Ты уверен, что хочешь встретиться с прошлым?

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — прищёлкнул каблуками юный офицер, посчитав сейчас в обход этикету военное звание генерала от инфантерии выше титула Великого князя.

— Вольно, фельдфебель, — по привычке откликнулся Иосиф Кириллович, затем оглядел обоих офицеров и подвёл итог: — Присутствие вас обоих в поездке утверждаю. Мне будет очень… спокойно видеть там вас рядом с собой.

Они переглянулись с полковником, чем-то смутно-похожие, внутренне, по-особому, родственные. Заболотин-Забольский коротко наклонил голову, молча благодаря за оказанное доверие.

Аудиенция подходила к концу. То, зачем полковник прибыл сюда, было уже сказано, информация — выдана, итог — подведён. Теперь офицер и князь просто стояли и молчали, как люди, которым есть, что сказать, но что-то не даёт нарушить молчание.

То ли время, то ли присутствие борющегося со своими чувствами Сифа…

Если Иосиф Кириллович хотел, то, начав с ним говорить, можно было легко забыть о его высочайшем титуле. Даже несмотря на то, что в движениях государева брата всегда сквозила та особая семейная царственность, человек подчинялся очарованию мягкого, доверительного тона князя. Заболотин испытал это в своё время на себе, но сейчас чувствовал, что иллюзия эта, ощущение «равности» — само собой прошло.

Может быть, его смёл уставной ответ «Так точно» Сифа, может, просто было не время.

— Разрешите уйти? — нарушил молчание полковник.

— Да, конечно, — с запинкой кивнул Великий князь. — Рад был вас повидать.

— Взаимно, — согласился Заболотин-Забольский и коротко поклонился.

… Обернувшись в конце полутёмного коридора, он ещё раз взглянул на освещённый дневным светом кабинет, потом вздохнул и быстро, совсем несолидно сбежал по лестнице. До мая было ещё далеко — множество схожих между собой дней в Управлении Лейб-гвардии. И, скорее всего, его снова попросят подменить в Академии, и придётся вдалбливать в головы курсантов хоть какие-то элементарные навыки логически мыслить в экстремальных условиях. Полковника уже давно звали в Академию на штатную должность, но Заболотин отнекивался, как мог, прекрасно понимая, что не потянет такой ответственности.

Но на просьбы старых знакомых: «Пожалуйста, подмени того-то, всего на денёк!» — по-прежнему не мог ответить отказом.

Так уж повелось, «исторически сложилось», далеко не первый год уже.

Словом, жизнь совершенно не поменяется… До мая. Словно кто-то провёл невидимую, но жирную черту, рассёкшую будущее надвое: до и после. Хотел ли этого Заболотин или не хотел — его так никто и не спросил. Князь решил — князь сказал. А ему не откажешь.