Клиффорд Саймак - Мир красного солнца

Возможно, если бы господин Чэмберс представил себе, как должен выглядеть соседский дом, тот тоже вернулся бы в прежнее состояние. Но господин Чэмберс чувствовал себя очень усталым. Слишком усталым, чтобы вспоминать. Он отвернулся от окна и стал медленно одеваться. Потом прошел в гостиную и упал в кресло, положив ноги на старый потрескавшийся пуф. Он сидел долго, пытаясь собраться с мыслями.

И вдруг нечто подобное электрическому шоку пронзило его с ног до головы. Он напрягся и неподвижно застыл в кресле, чувствуя, как от промелькнувшей в мозгу мысли внутри все словно сжалось в один ком.

Так он сидел несколько минут, потом встал и прошел через комнату к стоявшему у стены старому книжному шкафу красного дерева. Верхнюю полку занимали его любимые классики, а ниже выстроились рядами многочисленные научные труды самого господина Чэмберса. На второй полке сверху стояла книга, ставшая средоточием всей его жизни.

Двадцать лет тому назад он написал книгу и необдуманно попытался преподавать изложенную на ее страницах философию одному студенческому классу. Он не забыл, какую шумиху по этому поводу подняли тогда газеты. Языки трещали без умолку. Узколобые горожане, будучи не в силах понять ни его философию, ни цель, видели в нем еще одного представителя трансцендентного культа и настояли на его изгнании из университета.

Это была простая книга, отвергнутая большинством авторитетов, принявших ее за причуды сверхпылкого воображения. Господин Чэмберс снял ее с полки, открыл и начал листать. На какой-то миг его охватили воспоминания о прежних счастливых днях.

Затем ему на глаза попался абзац, написанный так давно, что сами слова в нем казались странными и нереальными:

«Человек сам, силой массового внушения, влияет на физическую судьбу Земли. И даже, пожалуй, всей Вселенной. Миллионы разумов видят деревья деревьями, дома — домами, улицы — улицами, а не чем-нибудь другим. Эти разумы видят вещи такими, какие они есть, и помнят их такими, какими они были… Разрушь эти разумы — и все основание материи, лишенное регенеративной силы, рухнет и рассыплется, как колонна из песка…».

Взгляд господина Чэмберса скользнул ниже:

«Это тем не менее касается не материи как таковой, а только формы материи. Потому что, хотя человеческий разум за долгие века, возможно, и создал совокупность образов пространства, в котором живет, он имел очень мало постижимого влияния на существование этой материи. То, что существует в известной нам Вселенной, будет существовать всегда и не может быть уничтожено, а только видоизменено или трансформировано.

Но в современной астрофизике и математике мы достигли понимания возможности и вероятности существования других измерений, других групп времени и пространства, сталкивающихся с той группой, которую мы занимаем. Если булавку бросить в тень, будет ли эта тень обладать каким-либо знанием об этой булавке? Нет, не будет. Поскольку в этом случае тень двухмерна, а булавка трехмерна. Но и та и другая занимают одно и то же пространство.

Если предположить тогда, что лишь сила человеческого разума удерживает Вселенную или, по крайней мере, этот мир в его существующей в настоящее время форме, то почему бы нам не пойти дальше и не представить себе другие разумы на каком-то другом уровне, наблюдающие за нами, ждущие со знанием дела того времени, когда они смогут обрести господство над материей? Такая концепция вполне возможна. Это естественный вывод в том случае, если мы принимаем двойную гипотезу: разум управляет структурой всей материи и другие миры лежат в непосредственной близости от нашего мира, соприкасаясь с ним.

Возможно, в далеком будущем наступит день, когда какой-нибудь более сильный интеллект выйдет из пространственных теней того мира, в котором мы живем, и отберет у нас материю, которую мы считаем своей, — и наш уровень, наш мир начнет на глазах плавно растворяться у нас под ногами».

Потрясенный, он остался стоять у шкафа, устремив невидящий взор на огонь в камине. Он сам написал это. И именно из-за этих слов его назвали еретиком, он вынужден был уйти со своего поста в университете и начать жизнь отшельника.

Беспокойная мысль забилась в его голове. В мире погибли миллионы людей. Там, где обитали тысячи разумов, остался один или два — ничтожная сила, чтобы удержать материю в целости. Эпидемия, прокатившаяся по Европе и Азии, почти лишила их жизни, привела в полный упадок Африку, а сейчас достигла Южной Америки. Она может добраться и до Соединенных Штатов. Он вспоминал, о чем шептались люди, о чем говорили на углу у аптеки, как исчезали здания. О чем-то, чему ученые не находят объяснения. Но это были всего лишь обрывки информации. Он не представлял полную картину — не мог ее представить. Он никогда не слушал радио, не читал газет.

Но внезапно все встало на свои места, как будто недостающая часть головоломки заняла наконец свое место. И сознание важности сделанного открытия овладело им с убийственной ясностью. Не существовало достаточного количества человеческих разумов, чтобы удерживать материальный мир в его земной форме. Какая-то иная сила из другого измерения боролась за то, чтобы отстранить человека от управления миром иперевести его Вселенную на свой уровень!

Резким движением господин Чэмберс захлопнул книгу и положил ее на прежнее место в шкафу, затем взял шляпу и пальто. Он должен узнать как можно больше. Нужно разыскать кого-то, кто может ему рассказать. Он пересек прихожую, открыл дверь и вышел на улицу. Шагая по дорожке к воротам, он посмотрел на небо, стараясь увидеть солнце. Но солнца не было — все вокруг покрывала всепроникающая серость. Не туман, а серая пустота, лишенная какого-либо движения и, казалось, жизни вообще. За воротами господин Чэмберс с трудом разглядел тротуар и смутно вырисовывавшийся впереди дом — странный, искаженный, утративший свой обычный вид.

Господин Чэмберс быстро пошел вперед. Предел видимости ограничивался несколькими футами, и силуэты домов возникали из серой мглы только тогда, когда он приближался к ним почти вплотную, — они материализовались как двухмерные картинки без перспективы, похожие на покоробившихся картонных солдатиков, выстроившихся на смотр туманным утром. В какой-то момент он остановился и, оглянувшись, не увидел позади ни домов, ни тротуара — их вновь поглотил сомкнувшийся за ним непроницаемый сумрак.

Господин Чэмберс закричал, надеясь привлечь чье-нибудь внимание, но тут же смолк, испугавшись собственного голоса. Звук, казалось, умчался вверх, в самое небо, будто высоко над ним открылась гигантская дверь, ведущая в огромную комнату.