Василий Щепетнёв - Хроники Навь-Города

— Шли бы вы, ребята, подобру-поздорову, — сказал рыцарь. Без страха сказал, без дрожи.

Вожак словно этого и ждал. Взревел — или крикнул? Говорили, что у мутов и речи-то нет, одно звериное рычание, — взревел и бросился навстречу рыцарю. В тот же миг бросились и остальные.

Луу-Кин нажал на потаённый сучок, из посоха выскочил клинок, обоюдоострое жало. Задаром не дамся!

Но биться ему не пришлось — всё окончилось в считанные мгновения. Один мут пал в кусты с распоротым турьими рогами брюхом, а остальных посек рыцарь. Он оказался двуруким, и сабли, с шипением рассекавшие воздух, рассекли и мутов — кого надвое, кому только отделили голову от тела.

— Я ж предупреждал… — Рыцарь спешился, вытер дымящиеся клинки о траву, ещё и ещё.

Обезглавленное тело вожака ползало по земле, тур хрипел, норовя и этого поддеть на рога, но рыцарь положил руку на холку.

— Оставь, Бышка, это лишнее. Ну, — он обратился к Луу-Кину, — ты, я вижу, в полной боевой готовности? Молодец!

— Я не успел, — пробормотал Луу-Кин.

— Бывает. — Рыцарь наклонился над телом, присматриваясь. — Племя Серых Шакалов. Странно, как их занесло сюда? И с каких пор они нападают средь бела дня?

Безголовый вожак вцепился в соплеменника, павшего от рогов тура, и они оба продолжили бой, уже мёртвые, но ещё не понявшие собственной смерти.

— Я слышал… — начал было Луу-Кин и запнулся.

— Говори, говори.

— Я слышал от других торговцев, что встречали мутов и на других шляхах. На Куу-рском, на Луу-ганском. А на Муур-Омском они даже напали на отряды Дорожной стражи. Правда, ночью.

— Вот как, значит. А ты чего же? В такие времена добрые люди в одиночку по дорогам не ходят. И недобрые тоже.

— Я подумал, что одному проскочить легче. Незаметнее. — Луу-Кин подумал, что и рыцарю негоже в одиночку-то, но вслух сказать не посмел. Не положено простолюдину рта раскрывать, когда не спрашивают.

— Хорошее объяснение. Зовут-то тебя как, мирный одинокий торговец редкостями?

— Луу-Кин, о доблестный рыцарь. — Это «о» должно было придать речи торжественность и величавость. Луу-Кину очень хотелось показать своё отличие от прочих торговцев, тёмных, невежественных, только и думающих, как выжилить лишний грош.

— Меня можешь звать Кор-Фо-Мин.

— Да, о доблестный рыцарь.

Кор-Фо-Мин. Название Дома в имени — значит, рыцарь является послом этого Дома. Третьего дня в придорожной корчме толковали, что посол этот едет в Замок. Отличить его от прочих рыцарей можно по отсутствию щита. Зачем щит, если кожа дракона отразит и стрелу, и копьё, и топор? А обе руки свободны. И что он в бою этими руками делает?..

— Вот и познакомились. Теперь пора и дальше идти, а то вечер близок.

По счастью, постоялый двор тоже был недалёк. Часа два прежней ходьбы. Но рыцарь придерживал тура, и Луу-Кин шёл шагом обычным, долгим.

— Однако пошаливают тут у вас. И действуют лесовички не так, как прежде, стаей, а по правилам военной науки. Засада, нападение с флангов… Шесть душ всего (Луу-Кин вздрогнул — рыцарь сказал, что у мута есть душа! Ну, им, рыцарям, и не такое позволено), идеальное количество для засады.

— Осмелюсь сказать, доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин, для меня одного их было слишком много, а для вас — слишком мало.

— Молодец, подметил верно. Значит, поджидали они не нас, а просто — кого судьба пошлёт. Или, может быть, определённую пару? Ты как думаешь, мирный торговец?

— Не знаю, о доблестный рыцарь. Этим проклятым мутам лишь бы мясо… — Луу-Кина затрясло. Запоздалый страх высосал все силы, хорошо, у частокола постоялого двора. Из последних сил тащился он вслед за рыцарем.

— Какое счастье, какая радость! — непритворно ликовал хозяин. Конечно, улыбка размером с месяц предназначалась не ему, бедному торговцу, с него какой доход — медный грошик за ночлег. Но рыцарь Дома Кор!

— Счастье как счастье. — Рыцарь спешился, но повод тура отдавать не спешил.

— Доблестный рыцарь может не беспокоиться — мой слуга прекрасно обиходит вашего прекрасного тура.

— Да? — Рыцарь посмотрел на тура. — Ты, Бышка, как считаешь?

Тур, похоже, не возражал.

— Ладно, старайся. — Рыцарь позволил слуге отвести тура в конюшню. — А двуногих у вас обихаживают?

— Дву… Ха-ха-ха! Рыцарь изволит шутить! Лучший стол невозможно найти до самого Замка!

— Это, конечно, обнадёживает… Руки у вас мыть принято?

Луу-Кин бочком-бочком пошёл было в сторонку.

— Полагаю, мирный Луу-Кин, ты не откажешься разделить со мною вечернюю трапезу?

— Почту… Сочту за честь… — залепетал он. В старых былинах говорилось о том, как рыцари в походах, бывало, делили хлеб с простолюдинами, так в былинах много чего говорилось. Простолюдины вдруг оказывались утерянными или украденными в детстве принцами или, напротив, добрыми чародеями, а он, Луу-Кин, ни принца, ни чародея в себе не ощущал. Разве потаённый, неведомый какой? «Любишь ты, брат, мечтать, — оборвал он себя. — О другом мечтай — распродать товар с выгодой…»

Вымытый — а мыть пришлось и шею, — сидел он за господским столом. Стол как стол, даже меньше чёрного, для людей простых, обыкновенных. Но — с видом на очаг. Прежде чем зарезать курицу — принесли, показали, вот-де она какая, живая, здоровая, одна голова, две ноги, два крыла. Так же показывали и траву, и плоды, и ракушек. Рыцарь ракушки забраковал, уж больно злыми были на вид, остальное велел готовить на кухне скорой, походной, а покамест кушанья доспеют, подать чего-нибудь хмельного для мирного торговца, поскольку сам он по обету ничего крепче воды пить не может. Только подать не чего-нибудь, а именно рыцарского вина, поскольку пить-то он не будет, а попробовать — попробует.

Луу вина избегал: не один торговец терял и товар и жизнь из-за лишнего стакана, а лишний стакан — это первый стакан. Но сейчас, когда он сидел за столом, отказаться было невозможно. Ну, он не один, с рыцарем, так что можно… За спасение.

Рыцарское вино, красное, прозрачное, шло необыкновенно легко, но Луу пил чинно, не хватает только нахрюкаться. Хотя в этой таверне… Наконец подали и еду. Вкусно. Побегай этак день за днём, корку хлеба с пальцами слопаешь…

А хозяин, пока не поспели новые кушанья, суетился вокруг рыцаря, стараясь болтовнёй заменить неготовые блюда. Да и что ему ещё делать — хозяину? В дальнем, чёрном, углу сидела троица нищебродов, вся еда которых — кружка браги да кусок хлеба с луком. Луу одёрнул себя — нищеброды, как же. Обыкновенные вольные люди, как и он. Он так и водой бы обошёлся, вместо браги-то. Достойная бедность — счастливый удел. Раз в жизни сел за господский стол и нос дерёт. Это он от вина занёсся, не иначе, от чего же ещё?

А хозяин по-прежнему суетился вокруг:

— Вы не смотрите, что людей мало. Случай, всех в Замок потянуло. До сего дня всякого люду было: и знатного, и подлого, и чужого, потому как с солнечной стороны его двор никак не миновать. А с солнечной стороны в Замок все и идут. Почти подчистую припасы вымели, хорошо, хозяйство поставлено на путь, а то бы нечего и подать было. Но никто ещё не говорил, что Сол Нафферт не может угодить проезжему да прохожему, особенно рыцарю. Уж какие проезжие были, какие проезжие! Жаль, доблестный рыцарь не пожаловал хотя бы вчера — общество такое, что впору наизнатнейшим господам.