Андрей Балабуха - Люди кораблей

«Да, это вполне естественно, — подумал Шорак. — ТТП — телетранспортировка — приходит на смену флоту. А потом ее сменит еще что-нибудь».

— Все верно, Саркис, — сказал он, — верно, как школьный учебник.

Он взглянул на часы. Сартов тоже.

— Не торопитесь, у нас еще полтора часа.

Шорак удивился, но не подал виду. Странно, что он ни разу не встречал Сартова в Управлении. Впрочем, мало ли что может быть… Вот и познакомились.

— Час двадцать восемь, — поправил он, — если быть точным.

— Пусть так. А часа через два мы с вами уже будем на Заре. Вот вам наглядные преимущества ТТП. Сколько времени раньше длилась колонизация? Годы. Месяцами — даже в аутспайсе — шли корабли, небольшими отрядами доставляя в новые миры колонистов. Караванами тянулись каргоботы. При всем энергобогатстве Человечества каждая новая колонизация обходилась ему недешево. А теперь — теперь, узнав о решении Совета Миров колонизировать новую планету, вы подаете заявку; через некоторое время вы получаете повестку, — Сартов вынул из нагрудного кармана маленький листок пергамита и помахал им в воздухе, — в указанный срок являетесь на станцию ТТП, входите в кабину передатчика и мгновенно оказываетесь на Заре. Вы только вдумайтесь в это, Карел: позавтракав на Земле, мы все будем обедать уже на Заре, за сотни парсеков отсюда. Это же грандиозно, хотя по прошествии времени и стало привычным!

Теперь Шорак понял все. В этом кафе собрались будущие жители Зари, колонизация которой была объявлена полгода назад. Забавное совпадение! И хорошо, что он промолчал несколько минут назад, — можно было попасть в довольно смешное положение.

Он снова взглянул на часы. Теперь уже оставалось всего час пять минут. А ему еще нужно долететь…

— Мне, пожалуй, пора, Саркис, — сказал он. — Нужно успеть еще кое-что сделать. Но в принципе я абсолютно согласен с вами. Да и никто не может с вами не согласиться. Я только советую вам подумать об этом. Вот, например, любовь — в сущности, это тоже лишь средство для достижения некоей конечной цели, для продолжения человеческого рода. Но как вы думаете: если в какой-нибудь момент все же решат, что детей лучше получать в инкубаторах, как уже предлагали когда-то, — пойдет ли на это Человечество? Отвергнет ли оно любовь, как реликт? — Шорак поднялся. — До свидания, Саркис. Мне было очень приятно поговорить с вами. Приятно и интересно.

На промежуточной площадке он включил гравитр и, описав широкую кривую, направился к космодрому.

«Целесообразность, — подумал он. — Устаревший инструмент для овладения космосом. Реликт. Все верно. Но что делать тем, для кого Звездный флот не только профессия, не только любовь, не только призвание, а попросту единственно возможная форма жизни? Уходить на покой и доживать свой век на берегу, как пришлось в свое время морякам парусных кораблей? Ведь парусники в какой-то момент тоже оказались «устаревшим инструментом для овладения морем»… Эти, которые будут обедать на Заре, перешагнут через космос, не получив о нем ни малейшего представления. Ведь для того чтобы понять пространство, для того чтобы полюбить, чтобы оно стало для тебя не только расстоянием, отделяющим от цели, — надо взглянуть ему глаза в глаза. А это дано только людям Звездного флота. И среди них — ему, инженеру связи Карелу Шораку.

Он опустился на землю метрах в трехстах от корабля и эти последние метры прошел пешком, с удовольствием ощущая под подошвами уже успевший нагреться габропласт.

У самых дверей кабины подъемника он задержался и взглянул вокруг. Пустынное поле, и только у здания диспетчерской стоят несколько человек, а над ними полощется на мачте флаг «внимание». Космодром умирает. И даже завтракать Шораку пришлось на башне, потому что кафе космодрома закрыто уже много лет.

И все же… Конечно, ТТП произвела переворот в овладении космосом. Но только нужно еще найти и исследовать эти новые миры, доставить туда приемные станции ТТП, смонтировать и отладить их там, ибо телетранспортировка возможна только с передающей станции на приемную. И делать это приходится им — людям кораблей.

Шорак положил руку на прохладный поручень и шагнул в кабину подъемника. Когда пол рванулся вверх, ноги привычно спружинили, сопротивляясь кратковременной перегрузке, — гравистабилизаторы здесь отсутствовали.

Шорак старался вспомнить, когда же это было. И только подходя к дверям сектора связи, вспомнил, наконец, — пять лет назад. Пять лет назад он монтировал приемную станцию ТТП на Заре.

— Ничего, — тихо сказал он. — Ничего, мы еще поработаем, мы еще нужны, парусные корабли…

Но все-таки ему было как-то Неуютно и противно сосало внутри — так бывает при неожиданном наступлении невесомости.

— Пошли на третий, — сказал Болл. Он имел в виду третий виток облета. Поскольку он ни к кому в отдельности не обращался, ответа не последовало. Впрочем, ответа Болл не ждал. Он слегка ослабил пристежные ремни, но оборачиваться не стал: чем заняты остальные четверо, было ясно и без того. Болл отчетливо представил их себе. Штурман Розум, работа которого уже практически кончилась, сидит сейчас с закрытыми глазами и мечтает. О чем? Трудно сказать. Но одно можно утверждать с точностью — мысли его не там, внизу, а на Земле, в Академии Астрогации. Он, наверное, больше всех думает о возвращении. Оно и понятно — годы дают себя знать. И Боллу понять это гораздо легче остальных: он и сам ненамного моложе… А юная троица, которой и после трех месяцев полета все остается внове, мужественно вперила взгляды в экраны и ждет посадки. Сейчас они чувствуют себя героями-космопроходцами. В конечном счете именно они ведь добились организации этого перелета… Неразлучная тройка — Волин, Градов, Беляков. Бортинженер, врач и связист.

— Аварийная связь? — спросил Болл.

— Есть, шеф-пилот! — До чего же Уолт любит уставное обращение, просто диву даешься! Впрочем, играть, так по всем правилам.

— Посадка через пятнадцать минут. Проверить крепления. Беляков — салон, Градов — кубрик.

Болл услышал, как щелкнули застежки ремней. Потом что-то звонко клацнуло — наверное, магнитная подкова о комингс. «Да, — подумал Болл, — невесомость. Будь она неладна, невесомость. Одно дело — сутки на орбитальном тренажере, а другое — три месяца полета. Всю душу вымотало. И хваленые магнитные подковы… Идешь, как по болоту — ногу поставил, а потом приходится вытягивать, только что не чвякает. Нет, все-таки мы многого недооценили на Земле…»

— Инженер, — спросил Болл, — как твои пластыри, инженер?

Волин как всегда ответил не сразу.

— Пластыри… Что пластыри? Выдержат, пластыри, никуда не денутся.