Елена Клещенко - Эликсир от бессмертия

— Да нет, — Маша смутилась, — это ерунда…

— А все же?

— Я в энциклопедии вычитала... Ой, а ничего, что мы при нем...

— Я все понимаю. Ну, почти все, — заявил Лад, — и с интересом слушаю.

— С ума сойти... ох, извините. Я для Даньки купила энциклопедию славянской мифологии. Он спрашивал, кто такая кикимора, — как я поняла, хотел выяснить, подходит ли это слово к Наташе. Ты же знаешь, он человек обстоятельный, наобум не скажет. Ну вот, мы с ним прочитали про кикимору, оказалось, она не болотная вовсе, а супруга домового. А домовой... сейчас покажу.

Маша протянула руку через стол и включила тач-скрин. Смешно поджала губы, отыскивая нужный значок, и вошла в домашнюю сеть. Данилин компьютер вкалывал на полную мощность, тащил какую-то неимоверно важную и секретную почту. Пришлось подождать секунду-две, и затем на экране появилась заставка: симпатичные блондин и блондинка в вышитых рубахах, на заднем плане лес с лешим, в синем небе грозовая туча с Перуном и белое облако с этим... Ярилой? Нет, Ярила не из той оперы.

Промелькнули еще картинки, в другое время могущие показаться занятными: какие-то деревянные статуэтки, рукояти мечей, лубочный змей и весьма серьезная секира — и наконец мультяшный рисунок. Смешной мужик — нос картошкой, борода веником — хлебает из миски, а под столом, выставив босые пятки, точно так же наворачивает из плошечки...

— Такой же, только маленький.

Лад хихикнул.

— Вот. — Маша подтащила к себе поближе окошечко с текстом и стала читать, размеренно, серьезно и «с выражением», как читала внукам. — « Домовогообычно представляли в виде маленького человечка, похожего лицом на главу семьи, только заросшего до глаз волосами и с коготками на мохнатых лапах. По некоторым представлениям, Домовой возникал из души животного, принесенного в жертву в начале строительства, либо из душ срубленных деревьев. В сказках у домовых бывают и жены- кикиморы, и ребятишки, так что в дом сына, отделившегося от отца, переселялся сын-Домовой. Люди старались поддерживать с Домовым хорошие отношения, не забывали обратиться к нему с ласковым словом, оставить немного вкусной еды, обычно каши…»

— Я понял, — сказал Владимир Данилович. Лад фатовским жестом согнул пальцы, рассматривая ногти, потом запястье:

— Коготков пока нет. А лапы и вправду мохнатые. Но в принципе я не против, Мария — ?..

— Алексеевна, — автоматически сказала Маша, — а вас как я могу называть?

— Мы решили – пусть будет Лад.

— Лад? Почему?.. А, вспомнила. Очень приятно. Так как, Володя, Лад будет жить у нас?

— Вот об этом я хотел с тобой посоветоваться. — Ей-Богу, эта женская манера мышления, легкомысленная и прагматичная одновременно, и умиляет, и раздражает. — Не знаю, понимаешь ли ты, в чем на самом деле проблема…

— Проблема на самом деле, — ехидно сказала жена, — в том, что Ладу нужна нормальная одежда. У тебя тут холодно. И чем ты его кормил? Морковью? Ах, Володя! — В последние два слова Мария Алексеевна умудрилась вложить очень многое: и порицание старому дурню, пытающемуся обмануть жену, и оценку этих попыток как заведомо безуспешные, и то, что кормить гостя сырыми овощами — свинство и безобразие. — Лад, вы, наверное, не наелись?

— Да, откровенно говоря... Мне очень неловко, но относительно каши идея у них недурная.

— Лад, подождите минутку, — Маша приложила ладонь к груди, — сейчас все будет. А ты дай ему пока, что ли, твой шарф закутаться. И камин сделай потеплее.

Пока Маши не было, Лад читал главу о домовых: разгуливал по тач-скрину, перешагивая через строчки и босой пяткой нажимая на кнопки или движок — этот прием он освоил еще в лаборатории, пока решал тесты, а теперь, когда координация понемногу налаживалась, у него получалось совсем ловко. Владимир Данилович пытался вспомнить, что же в этом роде было у Свифта — не мог ведь Лемюэль Гулливер в Бробдингнеге работать на великанской клавиатуре, многое он повидал в своих путешествиях, но только не компьютер. Наконец вспомнил: играл на рояле двумя дубинками. Сыграл простую песенку и весь взмок. Ну что ж, мы-то, если будет надо ему что-то писать, просто уменьшим изображение клавиатуры на экране, чтоб была вот такусенькая... Только хватит ли чувствительности и разрешения у скрина, пальцы ведь маленькие?

Бред, полный бред — женское мышление оказывалось заразным. Но вот поди ты, вся его аргументация в пользу серьезности проблемы, все компетентные рассуждения о несчастной судьбе клонированного человека с отклонениями в развитии почему-то потеряли угрожающую силу. Было как в детстве, когда он с трудом набирался мужества рассказать маме о неимоверно сложной ситуации в школе, а мама бросала, не отрываясь от монитора: «Ну и скажи Полу, что он болтун и врун, а перед Суреном извинись», — и маленький Влад внезапно понимал, что снова можно дышать и жить.

Ну, домовой, или даже пусть Домовой с прописной буквы. Будет у нас в доме свой Домовой. Не мистический полтергейст, а вполне реальный, наш домовик, дедушка-суседушка, маленький двойник хозяина. И прекрасно! Кошки у нас нет, собаки нет. Поселится у меня в кабинете, по ночам станет гулять в коридоре. Или можно чердак ему отдать, все равно там барахло одно. Летом будет в сад вылезать... Да с чего я решил, что он будет несчастен? При таком раскладе это от меня же и зависит.

Будет жить у нас, и точка. Если внуки про него кому расскажут — все решат, что малыши фантазируют. Научу его прятаться, оборудуем потайные местечки. Да, в конце концов, мало ли что у меня дома? В своем частном владении что хочу, то и ворочу. У коллеги Бориса вон полный террариум рогатых гадюк, а у меня всего-навсего домовой. Один нюанс: у Борьки на гадюк есть разрешение...

Дверь открылась, и вошла Маша с пиалой, в которой дымилась рассыпчатая гречневая каша, и с золоченой кофейной ложечкой.

— Кушать подано. Пока каша стынет, Лад, подите-ка сюда, я с вас мерку сниму.

Шить Мария Алексеевна умела и любила. На юбилей домочадцы ей подарили польскую швейную машину последнего поколения, со сверхмощным процессором и обширной памятью.

— Ну, сейчас надо что-то сделать по-быстрому. Значит, так: футболка, джемпер, штаны домашние, пока одни, и, прошу прощения, трусов три-четыре пары. А вот насчет носков и обуви ума не приложу…

— С Наташиных кукол ничего не подойдет? — брякнул Владимир Данилович, непонятно отчего раздражаясь. Маша несколько секунд глядела на него, потом ответила:

— Нет, едва ли.

— Маша, не помню, говорил ли я тебе, но эксперимент был незаконным.

— И что?

— Как это — «и что»? Ты, позволь спросить, понимаешь, о чем речь?

— Может быть, и нет. Вот и спрашиваю. Эксперимент незаконный, и что дальше?