Игорь Росоховатский - Гость

"Но даже в этих условиях они бывают очень разными. "Ему нет места на Земле", - говорит один. "Мудрость и добро неразлучны", - утверждает другой. Они создали меня, отдавая мне все свои достоинства и защищая от недостатков, воплощая во мне свои мечты о могуществе. Буду ли я таким, как они задумали, хочу ли стать таким? А каким я был в самом начале?"

Он вспомнил свое рождение. С чего оно началось? С какого момента начал осознавать себя? Была теплая уютная тьма... Боль... Да, он почувствовал боль! Кажется, все начиналось с нее. Впрочем, был еще холод. Боль и холод... Или - холод и боль? Желание избежать их, укрыть себя. Он стал искать средства защиты...

Нет, не так! Все это пришло потом, а вначале была дрема в теплой тьме, ленивое блаженство. Ничто не мерцало, не кололо, не болело, не радовало, не тревожило, не возмущало, не возносило, не опускало... Он ощущал себя как ничто и нечто одновременно, замкнутое на самое себя, растворенное в себе, расплавленное и распластанное во всем, что могло случиться, покоящееся и плавающее в своей дремлющей мощи, о которой он ничего не знал. Он ощущал только себя - свои взаимодействующие в полной тьме атомы и молекулы.

С тех пор он много раз терял и находил себя. Он открывал дверь в мир, впуская тревогу и боль, радость и удовольствие, печаль и нежность. Мир принял его, ибо он сам стал частью мира.

Задумавшись, Юрий машинально протянул руку Сергею Павловичу. Тот пожал ее, с недоумением глядя на него. Юрий спохватился, быстро проговорил:

- Большое вам спасибо. Наше знакомство было приятным и полезным. А теперь извините - меня ждут дела.

- Когда мы опять увидимся? - спросил Сергей Павлович.

- Я извещу вас.

Быстрыми шагами он вышел из Института философии и, не оглядываясь, пошел по Зеленой улице. Он знал, что за ним сейчас никто не следит. Юрий думал:

"Я вручу лекарство и рецепт его приготовления человеку с характеристикой, вычисленной по моей формуле:

(М-Н)9·|/6а

--------------",

:ВС

"Автомат приготовил лекарство в должном количестве. Об остальном позаботятся сами люди".

"Поле взаимодействия определяет структуру и организма и личности, но не определяет поведения, "Невероятно, но факт", как говорят люди".

В результате размышлений у него появилась мысль еще об одном психологическом эксперименте: "Я вручу ему все это, но не скажу, кто я такой. Проверю: во-первых, догадается ли он, кто я; вовторых, поверит ли мне; в-третьих, как совместится реакция на мое появление с реакцией на то, что я вручу ему?"

Небо было плотно затянуто тучами. Оно опускалось все ниже и ниже. Кругами летали и тревожно кричали ласточки. Надвигалась гроза. Менялась влажность и радиоактивность воздуха. Нарастали помехи в эфире, вспыхивали короткие, еще невидимые простому глазу разряды. Юрий чувствовал все это и многое другое: миллиарды сигналов непрерывно проходили через его мозг, неся информацию о мире. И, зная о нем так много, он захотел предугадать невозможное: место и время нахождения электрона. "Вероятно, - думал он, - тогда я смогу предсказать поведение человека с абсолютной точностью..."

Михаил Дмитриевич старательно отводил взгляд от человека, сидящего напротив. Он знал, что по его глазам тот сразу поймет все. "В данный момент, - думал Михаил Дмитриевич, - важно лишь то, с чем он пришел: лекарство и рецепт его изготовления. Но снимает ли это подозрение о его причастности к эпидемии? Может быть, его приход с лекарством вызван желанием искупить вину? И еще один вопрос: знает ли он вообще, догадывается ли о том, что его подозревают? А если знает, то какое чувство вызывает у него человеческая подозрительность?"

Михаил Дмитриевич не смотрел на сидящего напротив, но на сетчатке глаз отпечаталось отражение этого человека и непрерывно передавалось в опознающие области памяти, хотя он был уже давно опознан. Прямой нос с широкими раскрылиями, твердые выпуклые губы, быстрая игра лицевых мускулов, резко меняющая выражение лица. И только через глаза, меняющиеся еще более быстро, можно, улучив момент, заглянуть в глубь его существа, прикоснуться к тому, что когда-то было серым с разноцветными прожилками веществом, растущим в колбе, тогда еще беспомощным и беззащитным, но уже таящим в себе страшную взрывчатую силу.

"Родитель вглядывается в детище, - подумал Михаил Дмитриевич о себе в третьем лице. - В детище, которое перестал понимать. Или понимание еще возможно?.."

Он остался недоволен своими мыслями: "Если мы не поймем его, то на какой контакт с разумными инопланетными существами мы можем надеяться? Он - дитя человеческого разума, сын человеческий. Но понимаем ли мы как следует хотя бы собственных детей? Хотя бы себя?"

Послышался протяжный негромкий гул, приглушенный двойными рамами окна. В синем небе осталась тающая полоса. Это с малого ракетодрома ушел корабль на Луну.

"Сейчас он съедает еще одну порцию атмосферного озона, - думал Михаил Дмитриевич, провожая корабль взглядом. - Как бы мы ни усовершенствовали свои корабли, они разрушают атмосферный щит, а восстанавливаем мы его пока еще плохо. Вот и выходит, что каждый новый шаг вперед стоит кусочка жизни. А супермозг - это не шаг, это скачок вперед. Через пропасть или в пропасть?"

- Очень жаль, что вы не можете назвать автора этого лекарства, - сказал Михаил Дмитриевич и подумал: "Станем ли мы хоть чуточку ближе после его визита?.. Правильно ли он истолкует мое поведение, или решит, что я не понял, кто передо мной находится? Это очень важно. Ведь, идя ко мне, он должен был допускать, что я попытаюсь задержать его".

- Не уполномочен, - ответил гость и резко поднялся из кресла.

Встал и Михаил Дмитриевич. Теперь он позволил себе взглянуть в глаза гостю. "Он все понимает. Может быть, даже больше, чем я предполагаю. Во всяком случае он знает, что я притворяюсь, будто не узнал его. Но поймет ли он и то, почему я так поступаю?"

Однако Михаил Дмитриевич тут же устыдился собственных сомнений. "Выходит, я не верю в него? Не верю в сына, которого создал таким могучим, чтобы он умел совершать недоступное для меня? А когда намерение удалось, я испугался..."

Он медленно протянул руку, Юра осторожно пожал ее.

Тень Михаила Дмитриевича лежала между ними как очертания пропасти, рука казалась мостом через нее...

Выйдя из дома, Юрий сел на скамейку в скверике. Михаилу Дмитриевичу его было хорошо видно из окон квартиры. Юрий просидел неподвижно более часа. За это время при желании ученый мог бы вызвать сюда полковника Тарнова и его помощников.

Юрий дождался, пока мимо скамейки прошел Михаил Дмитриевич, бережно неся раздувшийся портфель. Ученый не смотрел в его сторону, старательно делая вид, что никого не замечает.

Юрий встал и окликнул Михаила Дмитриевича. Ученый остановился, повернул к нему лицо.