Владимир Корчагин - Именем человечества

— Здравствуй, дядя Степан. Как вы тут? Как Таня? Где она?

— Сейчас выйдет. Эй, Татьяна, встречай гостя!

Максим сбросил рюкзак, метнулся к избушке. Таня стояла в дверях, поспешно вытирая слезы, боясь поверить в реальность происходящего.

Он схватил ее за руки, жадно вглядываясь в припухшие от слез глаза:

— Как ты, не болеешь? Никто тебя больше не пугал? Но она видела лишь его окровавленные бинты:

— Что это? Ты ранен? Серьезно?

— Пустяки! Небольшая царапина на виске.

— На виске?! И твой элемент…

— Не знаю, может, и поврежден.

— Он разрушен, Максим! Диск исчез!

— Как исчез?!

— Пропал, испарился, сразу, как приземлился вертолет. Я даже подумала… Что я пережила за эти два часа! — она нежно коснулась его забинтованной головы. — Но ты не беспокойся, я все успела прослушать, все поняла, во всем разобралась. Вот видишь, — кивнула она на стол, заваленный исписанными листками бумаги.

— Но как ты смогла?

— Так Этана и мне вживила элемент связи, я не успела тебе сказать.

— А шифр?

— Тут помог случай. Потом я все расскажу, а сейчас…

— А сейчас вот тебе письмо от Вовы, — Максим достал из кармана небольшой, покрытый детскими каракулями листок.

— Вовка, сынок… — шептала, смеясь и плача, Таня, прижимаясь лицом к посланию сына. — Как ему трудно там, наверное, без меня…

— Да нет, бегает с соседскими мальчишками, вырос, загорел. Правда, на прощание сказал, чтобы в следующий раз я пришел обязательно с мамой.

— Сколько счастья в одну минуту! — она порывисто прижалась к нему, но тут же отстранилась, потупилась, осторожно погладила его забинтованную голову. — Это я вылечу тебе в два дня. Но ты голоден, наверное?

— Нет, не очень. Да сейчас сюда целая компания заявится: Дмитрий Зорин, его шеф-профессор, ну и бедняга-пилот. Вертолет-то рассыпался на Лысой Гриве, хорошо, что все легко отделались. А вот и они…

— Ну, иди к ним. Я сейчас. Только немного приведу себя в порядок.

Максим спустился к костру:

— Знакомьтесь, товарищи. Это Степан Семенович Силкин, мой старый друг и лучший охотник Вормалея.

— Да-да… Очень приятно… — пробормотал скороговоркой Саакян, усаживаясь на бревно возле костра. — Так вот, товарищ Силкин, не могли бы вы помочь нам как можно скорее связаться с Вормалеем или Отрадным?

— Как это связаться? Дорогу указать, что ли? Так это Максим не хуже меня…

— Нет, речь идет о другом. Нам надо как-то вызвать другой вертолет.

— А как его вызовешь, это-ть не собака.

— Дядя Степан, — вмешался Максим, — Рубен Саакович интересуется, нет ли тут поблизости какого-нибудь леспромхоза, базы геологов, словом, чего-то такого, откуда можно было бы позвонить по телефону.

— Нет, слава богу, энти с топорами да пилами сюда еще не добрались. Последние угодья с непуганым зверем. Ведь зверь, он…

— Подождите вы со своим зверем! — перебил Саакян. — Поймите, у нас произошла катастрофа, разбился вертолет. Надо сообщить об этом на базу, сказать им, что бы выслали другую машину. Как это сделать?

— А зачем он нужен, другой вертолет? Все вы, я вижу, на своих ногах. А тут и идти-то от силы три дня, хоть до Вормалея, хоть до Отрадного.

— Ну, это мы сами знаем, что нам нужно и что не нужно!

— А сам знаешь, так и будь здоров! — старик махнул черпаком и отвернулся к костру.

На миг повисло тягостное молчание.

— Так, может, мы сначала взглянем на диск, Рубен Саакович? — нашелся Дмитрий.

— Ох уж этот диск! — скривился Саакян. — Ну, давайте его сюда, посмотрим…

— Диска нет, — сказал Максим. — Он подвергся самоуничтожению.

— Что? Что вы сказали?! — загремел профессор.

— Я говорю, диска больше нет, он сублимировал, распался на элементарные атомы.

— Так… И вы затащили меня в эту дыру только затем, чтобы сообщить такую потрясающую новость?

— Я сам узнал об этом только сейчас. Диск исчез в момент приземления вертолета, точнее, в момент получения мною травмы на виске.

— Да при чем здесь вертолет и ваша, простите… раскрашенная физиономия?

— Вертолет здесь ни при чем. А травма вывела из строя мой элемент связи с диском, что мгновенно привело в действие механизм его самоуничтожения. Так было запрограммировано его создателями.

— Так было запрограммировано вашей фантазией, хотите вы сказать? Да был ли он вообще, этот пресловутый диск? Кто его видел? Ты, Дмитрий Андреевич, видел?

— Я не видел. Но вот Степан Семенович…

— Степан Семенович! Что ты, не понимаешь, что этому дикарю могли подсунуть и старую сковороду?

— Ну, ты того… говори да не заговаривайся, гражданин хороший! — вспылил Силкин.

— Подождите, дядя Степан, — остановила его подошедшая к костру Таня. — Вы спрашиваете, профессор, кто видел диск? Я его видела. И не только видела…

— Ах, вы видели? А кто вы такая, позвольте полюбопытствовать?

— Врач Тропинина.

— Очень приятно! Только простите, милая девушка, в услугах врача я пока, слава богу, не нуждаюсь. Как и в свидетельствах «лучшего охотника Вормалея»…

— Рубен Саакович! — попытался остановить своего шефа Дмитрий. — Это же Татьяна Аркадьевна! Помните, я говорил вам о ней…

— Я не хочу больше ничего ни вспоминать, ни слушать! Хватит того, что ты втравил меня в самую низкопробную авантюру. А с этим проходимцем… — кивнул он в сторону Максима.

— Вы забываетесь, профессор, — прервал его Максим. — Даже ваше высокое звание не дает вам права…

— Я больше не знаю и знать вас не хочу, молодой человек! — отрезал Саакян.

— Меня вы можете не знать, но если сейчас же не извинитесь перед оскорбленными вами женщиной и старым человеком, то…

— То что? Договаривайте!

— А что договаривать? — вмешался молчавший до сих пор пилот, подходя вплотную к Саакяну. — Он врежет в твою откормленную физию. И я добавлю!

Саакян попятился:

— Но это… Ну, хорошо, я готов… Я извиняюсь, черт возьми! Но после этого… Дмитрий Андреевич, где мой портфель? Я не останусь здесь больше ни минуты! Мы с тобой сейчас же…

— Что сейчас же, Рубен Саакович? — растерянно пробормотал Дмитрий.

— Ах да… — Саакян с тоской посмотрел на обступившую их тайгу. — Кошмар какой-то…

— Ну вот что, гражданин хороший, — обернулся к нему Силкин. — Покуролесил, и того… будя! Теперь бери ложку и — к котлу. Суп готов. Рассаживайтесь, ребятки. Таня, посмотри-ка там, в кладовке, вроде еще ложки были.

Лишь к исходу четвертого дня, измученные и голодные, вернулись они в Вормалей. Но Саакяна было жалко смотреть. Его светлый щегольской костюм был потрепан, измазан смолой и глиной, изящные остроносые ботинки развалились, у одного из них отлетел каблук, тонкая белоснежная сорочка стала серой от грязи и пота. Он тотчас же заперся у себя в номере и только на следующий день, утром, прислал дежурную за Дмитрием. Тот обменялся взглядом с Максимом: