Игорь Росоховатский - Стрелки часов

Игорь Росоховатский

Стрелки часов

Чернильные тени размазываются по полу, и никто не в силах удержать их очертания, как будто эти тени вышли из моей памяти. Я сделал все, что хотел: перешагнул запретную черту, подарил бессмертие Майе; слышите, из угла лаборатории доносится её ритмичное дыхание сегодня она переключила себя на кислородное. Мой друг и ровесник Юрий, которому скоро исполняется триста лет, поведет ракету к созвездию Феникса, откуда пришли сигналы. А вот передо мной фото Майи и Юры, когда им было немногим больше двадцати. Много ли в них теперь осталось от тех? И можно ли их считать теми или это просто условие игры? Я говорю себе: но ведь человек в пять, в двадцать и в шестьдесят лет только условно носит то же самое имя. Не тело, которое ежесекундно изменяется, не наши сердца, руки, ноги, а лишь сохранение опыта может считаться одной и той же жизнью. А если ото так, то я, победивший смерть и отступивший перед жизнью, все-таки являюсь победителем. Первый этап опыта, длившийся свыше двух столетий, закончен. Я пишу на грани кристалла, который является и лабораторным журналом и моей биографией, вывод: "Чтобы покорить природу, нужно..."

1

Дверь открылась, вошла светловолосая девушка, а за ней Григорий Петрович. - Вот вам еще одна...- сказал он, и, прежде чем он закончил фразу, девушка неслышно, словно ступая на носках, прошла через всю комнату и остановилась передо мной. Я подумал, что у нее не очень приятная походка, пожалуй, чересчур быстрая и неслышная, и девушка будет возникать как привидение. Но походка не повод для отказа в работе, и я сказал: - Поможете у микротома. Справитесь? - Да,- поспешно произнесла она и несколько раз кивнула головой,- В университете мы... Я махнул рукой, указывая на ее место, и пошел к своему кабинету. За моей спиной прозвучали один за другим два маленьких звонких взрыва бьющегося стекла. Я обернулся, и она съежилась от моей извиняющей улыбки. Я еще раз подумал, что она ходит чересчур быстро для тесного помещения, уставленного стеклянной посудой. - Медленней ходить вы не сможете,- вздохнул я.- Но, по крайней мере, потеснее прижимайте локти. Вид у девушки был достаточно провинившийся, но я не жалел ее, предчувствуя, что еще натерплюсь с ней бед. Зайдя в кабинет, я вскрыл пачку только что прибывших иностранных журналов. Среди них лежал и проспект нового альманаха, который собирался выпускать английский издатель. Он писал, что в альманахе опубликует гипотезы и теории, признанные бредовыми, а также работы вроде "вечного двигателя". Это он будет делать с целью: во-первых, выловить "среди бредовых гипотез настолько бредовые, чтобы они являлись еще и верными", и, во-вторых, чтобы повеселить ученую публику. Я позвонил два раза, и через несколько минут в кабинет вошел мой заместитель и однокашник Юра. - Глянь.- Я протянул ему проспект. За дверью прозвучал жалобный звон стекла, но мы притворились, будто не слышим его, хотя меня и передернуло. Через несколько минут звон повторился, и я знал, что это последнее "прости" большой колбы, названной нами "люсьена". Такие колбы были дефицитными. - Мы закончили электрофорез. ДНК* из тимуса не дает контрольных изменений,- сказал Юра, намекая, что сегодня "люсьены" уже не очень понадобятся. Он хотел меня утешить. - Ладно,- сказал я бесшабашно, и Юра все понял.- Ты по-прежнему веришь в то, что мы найдем "стрелки часов"? - Или бросим работу? - весело подхватил он и сразу же стал серьезным, почти суровым.- Конечно, проще всего ответить: мы стареем потому, что живем. Но если разобраться, то мы стареем в той же мере, в какой накопляются изменения в ДНК наших клеток. Но почему мы аккумулируем жизнь до двадцати семи лет, сохраняем равновесие между тридцатью и сорока пятью и катимся под уклон после пятидесяти пяти? Разве все эти вопросы уже выяснены? И разве придумали им другое объяснение, кроме часов? - У которых количественные накопления секундной стрелки ведут к передвижению минутной, а передвижения минутной - к прыжку часовой. И все это происходит по законам изменения биологических суток,- подхватил я. К сожалению, ни он, ни я не сказали друг другу ничего нового в нашей традиционной проверке позиций. Мы устраивали ее периодически, чтобы выяснить, не появились ли у кого-нибудь из нас новые гипотезы или наблюдения, которые бы могли послужить толчком к ним. А потом снова возвращались к опытам, к поискам "стрелок" в самых миниатюрных и сложных часах - в клетке. Мы искали секундные стрелки там, где контролируется процесс от одного деления до второго: синтез белка, синтез нуклеиновых кислот. Задача сводилась к тому, чтобы найти "секундные и минутные стрелки" механизмы, отвечающие за появление первых качественных изменений в наследственном чертеже, по которому каждый раз воссоздается клетка,изменений настолько больших, чтобы они были заметны в ее деятельности, и настолько малых, чтобы уже измененная клетка еще оставалась "самой собой". Это были "ювелирные" поиски, и пока они не приносили успехов. Требовались новые гипотезы, но, сколько мы ни шарили в своем воображении, таковых но находилось. - Сегодня кончаем работу - и часок на лыжах, идет? - предложил Юра. Пожалуй, это был хороший вариант. Я согласился. Мы не дождались пяти и ушли с работы раньше. Я знал, что мне будут звонить из Дворца культуры химиков, но если честно выполнять все обязанности, в том числе многочисленные общественные нагрузки, то лыжи нужно запрятать в чулан и забыть о них раз и навсегда. Снежок слегка похрустывал, и это было как подарок пашей вялой зимы. Легкая пороша клубилась и вспыхивала в солнечных лучах. Пахло чем-то непривычно свежим. Пожалуй, надо целый день провести в лаборатории, чтобы так остро почувствовать лесной аромат. Мы оба любили идти на лыжах размашистым шагом, молчать, не ждать друг друга, неожиданно догонять, изредка мычать от удовольствия: "Денек на славу!" Или: "А здорово, правда?" Мы взобрались на невысокий длинный склон горы с извилистыми сверкающими сизой сталью лыжнями, расходившимися в разные стороны, как рельсы от узловой станции. Мы уже собирались помчаться вниз, как услышали знакомые голоса. Это были ребята из нашей лаборатории. Я быстро взглянул на часы: четверть шестого. Значит, они воспользовались нашим отсутствием и ушли из лаборатории по меньшей мере за сорок минут до конца рабочего дня, Я потянул Юру за рукав, и мы, спрятавшись в зарослях, увидели "дезертиров": шустрого остроносого Виктора, обладавшего цепкой памятью, в том числе и на бесчисленные анекдоты; смазливого, похожего на портрет в журнале мод, Николая, которого в глаза все называли Нилом, а за глаза Ноликом. Я не удивился, что ушли эти двое. Но с ними был и лобастый нелюдим Петя Авдюхов.