Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08

По сравнению с предыдущими сборниками проекта «Важнейшее из искусств» заметно проигрывает в художественности. Из девяти повестей и рассказов по-настоящему сильными можно назвать только два текста, притом далеко не самых объемных. Это, во-первых, повесть Вячеслава Рыбакова «Стажеры как предчувствие», в которой этика ранних АБС (до «Попытки к бегству») противопоставлена «этике» сегодняшнего дня. И, во-вторых, рассказ Тима Скоренко «Тихие игры», относительно слабо связанный с «протографом» — «Пикником на обочине», а в чем-то даже противоположный духу АБС. Но рассказ этот представляет собой балладу о трагической любви, исполненную с необыкновенной чуткостью в выборе художественных средств.

«Средний класс» представляют тексты Сергея Волкова «Важнейшее из искусств» (добротный краткий рассказ с парадоксальной концовкой) и Игоря Минакова «Баллада об инозвездном пришельце» (честное признание в любви к миру Полдня).

Владимир Васильев (Василид-2) — автор самого объемного текста. Это повесть «Дальше в лес», построенная по следам «Улитки на склоне». Первые 20–30 страниц в ней сделаны завлекательно как в сюжетном смысле, так и в художественном. Однако дальше качество резко падает и продолжает падать до финала. И уже на середине повести бушуют картонные страсти картонных персонажей.

Прочее даже и смысла нет обсуждать.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В АРКАНАР.

Антология

СПб.: Азбука — классика, 2009. — 416 с.

10 000 экз.

Общее настроение очередного тома проекта «Время учеников» можно охарактеризовать как «гусарское». Вместо традиционного предисловия куратор проекта Андрей Чертков устраивает яростную атаку на безобидный термин «фанфик». Этот стремительный натиск задает темп всему сборнику.

Карен Налбандян («Возвращение в Арканар»), избравший в качестве главного героя Антона-Румату, сплетает сюжетные линии в духе голливудского фантбоевика. Автор обрисовывает маловероятную для вселенной АБС ситуацию, когда беззаботные дети Полдня допускают в свой светлый мир дона Ребу.

Михаил Савеличев «Возлюби дальнего» отправляется на Пандору, где вместе с Полем Гнедых, доктором Мбогой и Хосико Фуками начинает разворачивать операцию по борьбе с прорывом биоблокады.

В результате безобидное, отлично стилизованное действо превращается в показательную мясорубку.

Философская повесть Игоря Минакова «Прекрасный утенок» также требует от главного героя однозначных и стремительных решений. В отличие от своих коллег, дружно устремившихся в отдаленное завтра, Минаков избирает в качестве плацдарма мир «Гадких лебедей» с его мокрецами.

Единственной выбивающейся из общего настроения вещью стал рассказ «Аллея канадских кленов» Евгения Шкабарни-Богославского. Нейтральный по своему эмоциональному наполнению текст, стилизованный в виде отчетов и свидетельств очевидцев, охватывает период с середины XX века до возникновения люденов.

В целом антология производит благоприятное впечатление. Мощный футуро-эстетический и литературный импульс АБС не только не угас, но продолжает будоражить сознание нынешних творцов настолько, что они всерьез берутся за непростое и неблагодарное занятие… которое, как ни крути, а все же фанфик.

Милорад НАВИЧ

БУМАЖНЫЙ ТЕАТР.

Роман-антология, или Современный мировой рассказ

СПб.: Азбука-классика, 2009. — 256 с.

Пер. с серб. Л. Савельевой.

(Серия «Azbooka NEXT Message»).

Мастер так называемой «нелинейной прозы» написал свой самый «нелинейный» роман. И «Хазарский словарь», и роман-кроссворд «Пейзаж, нарисованный чаем», хотя и представляли собой калейдоскоп разрозненных историй, все же давали в результате единую картину, которую можно было назвать романным пространством. В этой книге подход иной. Весь мир — театр, а «Бумажный театр» это сборник «мирового рассказа». Он по изначальному замыслу должен охватить все мировое пространство, а значит, сложиться в единую картину не может. Так как нельзя объять необъятное…

Замысел Павича изначально фантастичен уже по своей форме. Он не просто написал 38 рассказов за разных писателей из разных стран, но и придумал каждого из этих авторов, дал ему бытовую и творческую биографию, какие-то личные особенности. Каждой новелле предшествует справка об авторе. 38 — это много. Поэтому подавляющее большинство рассказов невелико, это, скорее, миниатюры-парадоксы или конспекты полноценных произведений, которые могли бы быть пространнее. Выдумывая сюжеты и персонажей, Павич проявляет невероятную фантазию. Все истории глубоко метафоричны, а большинство откровенно фантастичны. Так, в рассказе «грека» Ипсипила Даскалакиса молодой человек, поранив палец об астролябию, впадает в долгий сон, а проснувшись, говорит от имени средневекового пирата Хайруддина Барбароссы. А в рассказе «итальянки» Коппьюты Витти описывается путешествие двух инженеров на тот свет.

38 — число не случайное. В книгу попали «писатели» лишь из тех стран, где печатали и читали Павича. Все упоминавшиеся в книге издательства реальны. В них издается сам Павич. Так, «россиянка» Екатерина Тютчева, конечно, издается в «Азбуке» и «Амфоре». Одним словом, весь мир — в Павиче. Мир по Павичу…

Говорят, что один из признаков, по которым можно определить великого человека — умение делать несколько вещей одновременно. Вот Сергей Лукьяненко, например. Один роман написал, а сколько полезных дел сделал. Напутствие подрастающему поколению дал, сказочников-бракоделов пожурил, сам развлекся и поклонников развлек, наконец дал достойный для жанра «тиражный образец» — 120 000 экземпляров. И все это в непривычном для российского фантаста номер один «огороде» традиционной фэнтези.

Литература рунного меча и огненного шара давно превратилась в удобный и накатанный трамплин для старта молодых авторов. Талантливых, не очень талантливых и вовсе сетевых. Все это потому, что сюжетные и образные схемы для создания как одиночного фэнтезийного романа, так и развесистой волшебной «Санта-Барбары» отработаны не хуже типового проекта туалета на два очка. Само собой, для опытного писателя смастерить подобную «конструкцию» — дело нехитрое.