Игорь Росоховатский - Законы лидерства

И все же с сожалением констатирую, Александр Игоревич, ученый вы хлипенький, фундаментальные проблемы вам не по зубам. Чего не дано - того не дано. Эрудиции поднабраться вам помешала усиленная деятельность на поприще футбола и бокса. Вот ежели вам подсказать идею, подтолкнуть, вы пойдете вперед с упорством машины, с неугомонностью и напором форварда университетской сборной.

Смерть Виктора Сергеевича для Саши тяжелейший удар. Он потерял того, кто направлял и подталкивал.

Возможно, теперь ко мне захочет прислониться, во всяком случае, надеюсь, что со мной он в драку за директорское кресло не вступит, не рискнет, а впрочем...

Некстати вспоминается мне тот очень далекий день. Тогда мы были на третьем курсе. Я обозвал Нину нехорошим словом при всех наших. Он сказал "извинись" и посмотрел на меня своими серыми, наглыми, задиристыми глазами. Я стоял молча. Саша набычился, на узких его скулах вздулись, как бицепсы, желваки. Ребята с нашей улицы знали, что это означает. Но на меня Саша не смел поднимать руку, повторил: "Извинись немедленно!" Нина его обожала без надежды на взаимность, и он это знал. На его месте я повел бы себя так же на его, но не на моем. Он ждал, глядя только на меня, словно рядом со мной не было Вовки. Вовка шептал: "Перед кем унижаешься? Неужто забоишься?"

Я видел сжатые до синевы кулаки, но надеялся, что он не посмеет пустить их в ход, хотя бы в благодарность за списанные задачи. А он посмел...

Нина бросилась между нами, защищала меня, как более слабого. Это было самым позорным в той истории...

Много раз потом я мог отомстить. Но всегда вовремя сдерживался, говорил себе: "Саша тогда был прав".

Почему я вспомнил это? Времена изменились, сейчас он в драку не полезет, такую громадину, как наш институт, ему не поднять: полторы тысячи научных сотрудников, одних докторов наук больше пятидесяти - они бы его не признали над собой. А меня признают? Пожалуй. Ни одного равного мне по всем параметрам как ученому среди них нет - объективно.

Придется становиться директором. Придется. Высвечивается в голове фраза из пьесы: "Тяжела ты, шапка Мономаха!" Да, тяжела. Но если не я, то кто же? Пришлют "варяга"? На такой вариант можно и согласиться...

А если Александр Игоревич, Саша? Что за чушь разъедает мою мыслительную машину? Вова советовал на всякий случай задействовать Алексея Фомича, но зачем мне лезть в одну связку с Вовкой, ведомы ведь его приемы: подарки нужным людям, застолья - до этого нельзя опускаться: известному ученому - и пользоваться методами снабженца?..

Александр Игоревич мне не враг. Во всяком случае, не "заклятый друг", как принято говорить в таких ситуациях. Конечно, не дай бог, чтобы он стал директором: во что превратился бы наш институт - в филиал института кибернетики? Львиную долю средств он забрал бы для своего отдела, и вся работа пошла бы по новому руслу. Этого нельзя допустить в интересах науки.

Так внезапно ушел от нас Виктор Сергеевич. Думал ли я когда-то, что мне придется занять его место? Например, на дне рождения у вице-президента академии, когда мой Аркадий на виду у всех ухаживал за его дочкой и на виду у всех получил отказ? Александр Игоревич сочувственно похлопал меня по плечу и пошутил насчет "грешков родителей, переходящих к детям". Что означала его шутка - соль на рану?

Аркадий, сынок, наследник, вылитый я - и не только внешностью, продолжатель моих дел и наследник нерешительности, какой-то внутренней лени, вялости, постоянной боязни ошибиться, - я видел, как он тогда сник, покраснел, а через полгода, когда судьба снова столкнула наши семьи, Аркадий весь вечер нет-нет да и посмотрит на нее: значит, не прошло, не сумел забыть. Все больше и больше сходства с собой замечаю в нем - это счастье узнавать себя в сыне; почти такое же, как утверждать себя, свое имя в науке, видеть проторенный мной путь и учеников, идущих вслед; и двойное счастье - узреть среди них сына, который пойдет дальше и совершит то, что не удалось мне; жаль только, что унаследовал он не одну лишь мою силу, но и мое бессилие, заключенное в самой силе, в деле, которому я отдаю всю мою жизнь без остатка.

"Директорскому сыну не откажут", - словно невзначай заметил Вова - и вот она, червоточина в моих рассуждениях. Необходимо стать выше этого, думать лишь об интересах дела...

Меня иногда спрашивают с изумлением: как мне удается выдвигать и разрабатывать такие теории? Что я могу ответить, если и сам толком не знаю. Может быть, все происходит так: сначала неистребимое любопытство ведет меня по темным тропинкам, заставляет до изнеможения собирать в памяти детали, заметки, гипотезы и теории других ученых - все, - что известно людям в этой области; а когда груда деталей, гипотез, доказательств вырастает в гору, мой разум поднимается на нее и различает дальние горизонты, которые не увидишь из долины, - видит их первым из людей, первым, ПЕРВЫМ: захватывает дух, окрыленный разум возносится в пронзительные выси, в едином ритме сознание и подсознание - и затем мир - грохочущий, необъятный, целая Вселенная - входит в жадно раскрытые поры моего мозга, чтобы превратиться в гипотезы и открытия, чтобы стать мною, обрести мое имя...

Но зато когда это состояние кончается, когда теория создана и зафиксирована, опубликована, поздравительные речи и статьи иссякают и наступает томительный перерыв, затишье, мне становится невыразимо скучно, тоскливо, я не умею жить в буднях, начинаю метаться, мне нужны допинги пусть и фальшивые заместители прежнего состояния: охота, зависть окружающих... И от того, что ни один из этих допингов не вызывает удовольствия, равного тому, которое мне довелось пережить, когда мой разум пропускал через себя Вселенную, требуются все новые и новые развлечения; я обуздываю себя, борюсь с собой, но далеко не всегда выхожу из этой борьбы победителем...

И это все тоже унаследовал Аркадий? Я стесняюсь поговорить с ним начистоту, а надо бы... Каким несчастным он тогда выглядел, но по глазам видно было - не терял надежду. Сбудется ли она сейчас или откажут вторично теперь уже директорскому сыну? "То, что позволено Юпитеру..."

"Тяжела ты, шапка Мономаха"...

Видимо, все же придется взвалить на себя эту ношу. Но смогу ли я в таком случае закончить монографию? Вряд ли. Придется поручить написать некоторые ее разделы Станчуку и Кухтенко: сумеют ли они выдержать мой стиль? Постараются, В конце концов, став директором, я смогу их отблагодарить сторицей.

И есть еще одно "за", в котором боюсь себе признаться, - этот мой грешок хорошо изучил Вова, даже слишком хорошо, вкусы мои знает - такую диву подсунул в секретарши... Правильно утверждают, что талант связан с воображением, а толчки к развитию воображения идут из половой системы: чем сильней половое влечение, тем больше оно стимулирует воображение.