Борис Мешарин - Посланник

— Никто тебе, Устинов, дела шить не собирается. А заявление вот о чем — извест-ная тебе гражданочка просит оградить ее от вашего возможного очередного надругатель-ства над ней, как над личностью.

— Значит, это опять та сучка на меня кляузы строчит. А вы куда смотрите, органы правоохранительные, черт бы вас побрал. Знаешь что, участковый, один раз тебе скажу — больше говорить не стану. Хочешь: верь, а хочешь: не верь. Я не только ее тогда не наси-ловал, но даже не видел никогда и не знал. И сейчас знать не хочу. Забоялась она, занерв-ничала. Знает прекрасно, что срок я получил по оговору, по подставе ментовской. А сей-час боится, что освободился и приду искать правды. А правды она ой как боится — вот и пишет необоснованные заявы. Да, мента того я завалил и отсидел уже за него по полной. Только и здесь себя виновным не считаю.

Вот так, участковый, больше я тебе говорить ничего не буду. И не приходи боль-ше. Считай, что все необходимые профилактические беседы ты уже со мной провел. И в это дело не лезь, а то самого завалят.

— Устинов, ты хоть думаешь, что говоришь?

— Все, участковый, все. На этом разговор наш окончен. И не слышал ты вовсе ни-чего.

Владимир повернулся и ушел в дом.

Участковый не стал препятствовать. Да и права не имел — отсидел Владимир свое по полной программе. Однако, все-таки насильник и убийца. За такими нужен глаз да глаз. Все они якобы ни за что сидят или сидели.

Полицейский не ушел со двора сразу, чем-то зацепил его Устинов, не признавая вину. Многие не признают, но этот как-то по-особому говорил. В глазах не раскаяние, а лед, злость, может и месть. Присев на валявшуюся чурку, участковый задумался, не обра-щая внимания на моросящий дождик и ветер.

«Преступник — есть преступник… хоть и отсидевший. В глазах ненависть… А ес-ли он невиновен?.. Будет мстить? Эта краля уже написала заявление, вела себя как-то дер-гано. Оно и понятно — боится. Так может больше боится того, что насильник другой, а от-сидел этот? И что делать»?

И что делать — он не знал. Профилактические беседы, обходы здесь не помогут.

— Ну и отвратительная погода, черт бы ее побрал. Представляешь — за весь месяц ни одного нормального дня. Привет.

Подполковник полиции Старовойтов Сергей Павлович, старший оперуполномо-ченный уголовного розыска, с шумом ввалился в квартиру своего друга Горюнова Викто-ра Игоревича, тоже подполковника и старшего опера.

Привет. — Хозяин усмехнулся. — Погода действительно мерзкая. Наверное, и ста-рожилы такой не помнят. Давай зонтик на ручку привесим и проходи на кухню. Я пивка взял.

— А чо только пивка?

— По трезвому надо все обсудить.

— Чо тут обсуждать — валить его надо и все.

— Вот и поговорим. Проходи.

Старовойтов устроился на стуле, Горюнов разлил пиво по кружкам. Выпили не-много.

— Слушай, Виктор, чего здесь рассуждать? Валить надо падлу, иначе сами спалим-ся. — Возмущенно продолжил Сергей.

— Не кипятись, Сережа, не кипятись. Что — придешь домой и застрелишь?

— Ну, почему сразу застрелишь и дома? — Возразил Старовойтов. — Надо обдумать — где, когда и как?

— Так, а я для чего тебя пригласил?

— Вот это правильно. Что предлагаешь, какие мысли?

Бывшие лейтенанты, а сейчас подполковники вновь наполнили кружки.

— Я уже кое-что начал, Серега, — Горюнов отхлебнул пива, — якобы невзначай встретил Светку. Объяснил ей, что надо заявление на падлу написать, предупредить орга-ны о возможной опасности со стороны Устинова. Она поупиралась, но написала — вот на этом и сыграем.

— А чо упиралась то, ей-то какого хрена еще надо?

— Боится она, Сережа, боится. Боится, что за ложный донос сядет, а может и со-весть мучает.

— А деньги от нас брать не боялась, совесть не мучила?

— Оставим это, — нахмурился Горюнов.

— А чо оставим, чо оставим? Деньги взяла, на незнакомца донесла, Петька из-за нее погиб… из-за суки этой. И она еще выколупываться будет? Надо ее еще разок трах-нуть — пусть порадуется, тварь.

Старовойтов допил пиво со злостью, налил себе полную кружку.

— Ты совсем рехнулся, Сергей? Не трогай говно — вонять не будет. Или сесть хо-чешь, герой-любовник?

Горюнов уже давно и многократно пожалел, что связался с этими… Сергеем и Петром. По пьянке позабавились с девчонкой — пятнадцать лет мучаются. Петр погиб — толкнул его неосторожно Устинов, а он оступился и черепом о камень… Удалось поса-дить лоха за убийство. А сейчас что? Сережа этот… тупой амбициозный индюк… Виктор вздохнул тяжело, продолжил:

— Ты к этой Светке даже близко не подходи. Заяву она написала на Устинова — это нам на руку. Я выманю его к дому Светки, а ты пристрелишь лоха. За нападение на поли-цейского, то есть на меня.

— А чо это я пристрелить должен?

— Хорошо, — не стал спорить Виктор, — заманивай Устинова ты, обеспечивай ему орудие нападения, разработай версию о нашем и его неслучайном присутствии около до-ма Светки. А я пристрелю.

Горюнов понимал, что у Сергея мозгов на разработку операции не хватит. Тупой, а дослужился до подполковника. В милиции-полиции это не редкость.

— Ладно, сам прикончу. Давай еще по одной и я домой потопаю.

Старовойтов вышел из подъезда. Дождь все продолжал моросить и бросался в лицо, когда зонтик задирался вверх от порывов ветра. Резко и внезапно зонт наклонился вниз, удар по затылку и… темнота.

Сергей очнулся, голова, словно чугунная, трещала от боли, особенно ныл заты-лок. Он хотел было потрогать его, но не смог и не сразу сообразил, что связан. Огляды-вался и приходил постепенно в сознание.

— Очухался, сволочь?

Старовойтов вздрогнул, сердце заколотилось сильнее — голос прозвучал внезапно из-за спины. Он не узнал его и пока не знал, кому обязан таким положением. Враги действительно были. Особенно, если учесть, что ума не хватало и подполковничьи погоны заработаны физическим выбиванием признания от задержанных. Не сбором и предъявлением фактов, а чаще всего банальными побоями. Были и такие, с кем ему очень и очень не хотелось бы встретиться в подобной ситуации. Он попытался освободиться и внезапно осознал всю тяжесть своего положения. Руки крепко связаны за спиной, а ноги согнуты и привязаны к плечам. И он голый, абсолютно голый лежит в позе рака.

— Кто ты, что тебе надо?

Его голос сорвался в испуганном крике.

— А что надо было тебе, ментяра, или понтяра? Как вас теперь правильно назы-вать? — Устинов вышел из-за спины. — Что надо было тебе, сука, когда ты меня, безвинно-го, засадил на семь, а потом и на восемь лет? Что надо было тебе, мразь, когда ты со дружками насиловал девчонку, а посадил за это меня?

Старовойтов узнал Устинова и несколько успокоился. Он не принимал его всерьез и выбрал тактику наезда. Впрочем, выбирать ему не приходилось — не ударенная голова, а природная скудоумость не позволяла другого.