Морис Ренар - Доктор Лерн, полубог

И он крепко пожал мне руку.

Что он, издевался надо мной, что ли? Хороша власть под надзором двух сторожей!

Все влезли в повозку: впереди Карл с сундуком, сзади дядя с сумасшедшим vis-a-vis здоровых Мак-Беллей.

Дверца уже захлопнулась, как вдруг Донифан вскочил с лицом, искаженным от ужаса, точно он увидел перед собой смерть, натачивающую свою косу: из лаборатории послышался вой, который можно было узнать из тысячи… Сумасшедший показал пальцем на лабораторию и ответил Нелли таким продолжительным звериным воем, что мы все побледнели от мучительного ужаса и… ждали конца его, как избавления.

Лерн закричал, нахмурив брови, грубым голосом:

— Vorwarts! Карл! Vorwarts! — и, без стеснения, одним грубым толчком усадил своего ученика на скамейку. Повозка двинулась с места. Сумасшедший, упав на место, смотрел вокруг себя испуганным взглядом, точно под ударом непоправимого несчастья.

Мне вспомнился ужасающий Неизвестный. Он бродил вокруг, все ближе и ближе; на этот раз я почувствовал его прикосновение.

Издали вой доносился все громче и протяжнее, г. Мак-Белль почти закричал:

— Но! Nelly! where is Nelly?

Дядюшка ответил:

— Nelly is dead!

— Роог Nelly! — сказал г. Мак-Белль.

Хотя я и был полным невеждой, все же этот примитивный диалог я понял. Ложь Лерна возмутила меня: сметь утверждать, что Нелли умерла! Что это не ее голос! Какое лицемерие! — ах, почему я не закричал этим флегматичным людям: «Остановитесь! Над вами смеются! Здесь происходит что то страшное…» — да, но вот ч т о происходит, я и сам не знал и Мак-Белли приняли бы меня тоже за сумасшедшего…

А наемная лошадка плелась медленной рысцой и увозила их к воротам, у которых стояла Варвара, чтобы запереть их. Донифан сел на свое место. Против него сидели отец и брат, сохраняя на лицах выражение холодного достоинства; но когда повозка повернулась в воротах, я увидел, как спина внезапно согнувшегося отца задрожала сильнее, чем должна была бы дрожать от встрясок мощеной дороги.

Старые скрипучие ворота захлопнулись.

Я убежден, что и брат зарыдал немногим позже.

Иоанн и Вильгельм ушли.

Не собирались ли они избавить меня от своего общества? Я проследил их вдоль пастбища по пути к лаборатории, откуда все еще продолжали доноситься стоны Нелли: они, вероятно, пошли туда, чтобы заставить ее замолчать. И действительно, она замолчала, как только помощники вошли во двор. Но против моего ожидания, они вместо того, чтобы вернуться в замок сторожить меня, закурили сигары и спокойно расположились, по-видимому, для продолжительного отдыха. Сквозь открытое окно их квартиры я видел, как они, сняв пиджаки, расселись в кресла и стали дымить, как океанские пароходы, приготовляющиеся к отходу от пристани.

Когда их планы сделались для меня очевидными, я, ни на секунду не задумавшись, поступают ли они так против воли Лерна или же по его желанию, за версту от мысли, что они, куря у открытого окна, исполняют шаг за шагом его предписания — немедленно отправился к хижине с инструментами.

Через несколько минут я уже старательно разрывал землю вокруг старого башмака; впрочем, теперь могу сказать: вокруг ступни.

Она торчала носком кверху в середине воронки, в которой сохранились еще следы от ногтей Донифана, хотя было видно, что и до этого кто-то царапался там. Но по этим старым следам, следам от могучих когтистых лап, видно было, что они были оставлены какой-нибудь огромной собакой, по-видимому, Нелли, в то время, когда ей не запрещалось свободно и без надзора бродить по парку.

За ступней показалась небрежно зарытая нога. Я старался уверить себя, что это остаток анатомического препарата, но тщетно.

Вслед за ногой появился полосатый торс, а затем и остальные части еле прикрытого одеждой трупа, очень плохо сохранившегося. Его зарыли вкось: голова, помещавшаяся ниже ног, еще не была видна. Дрожащими руками я продолжал раскопки, освободил от земли голову и увидел черные до синевы бакенбарды, густые усы и, наконец, все лицо…

Теперь я знал участь всех лиц, которых видел на фотографической группе. Передо мной лежал на глыбе земли наполовину вырытый из могилы Отто Клоц. Я узнал его без всякого труда; незачем было продолжать выкапывать его больше: наоборот — лучше было снова закопать его и постараться изгладить следы моих розысков…

А между тем, я вдруг снова схватился за лопату и начал яростно копать землю рядом с вырытым Клоцем. В земле появилась белая большая кость губчатого строения… Что же… это… такое… значит… тут… еще другие… трупы… О!..

Я рыл и рыл, не отдавая себе отчета; меня лихорадило. В глазах мелькали белые и красные круги, мне казалось, что идет огненный снег…

Я рыл и рыл… и отрыл целое кладбище; но, благодарение Богу, это оказалось кладбищем животных: от одних остались только скелеты, другие сохранили свои перья и шкурки; морские свинки, собаки, козы, иногда в целом виде, иногда отдельными кусками; по-видимому, остальное послужило пищей для своры; целая лошадиная нога — дорогой мой Бириби, это была твоя нога; и, наконец, под кучей свежевзрытой земли я нашел куски мяса, завернутые в пегую шкуру: останки Пасифаи…

Затхлый приторный запах вызывал тошноту. Измученный вконец, я остановился, опершись на свою оскверненную лопату посреди этой бойни. Пот, кативший с меня градом, попадал мне в глаза. Я задыхался.

В это время я машинально пристально взглянул на лежавший передо мной кошачий череп. Я немедленно поднял его. Великолепная головка для трубки: наверху была вырезана круглая дыра… Я поднял другой череп, кролика, если память мне не изменяет, та же странность; я поднял еще и еще, четыре, шесть, пятнадцать: на всех черепах было такое же отверстие, различавшееся только размером. Везде кругом валялись черепа, зиявшие своими глубокими или плоскими, большими или маленькими, но непременно круглыми отверстиями. Казалось, что все эти животные были прикончены ударами резца, послужив для каких-либо жертвоприношений.

И вдруг мысль. Ужасная мысль.

Я присел у трупа Клоца и стал быстро откапывать голову. Спереди — ничего ненормального; волосы сбриты. Но сзади от виска к виску шел такой же разрез, как и у Мак-Белля…

Лерн убил Клоца… Он уничтожил его из-за Эммы таким же образом, каким он уничтожал животных и птиц, когда они теряли способность дольше переносить его опыты. Оказывается, это было хирургическим преступлением. Я вообразил, что окончательно разоблачил тайну.

— По моему мнению, — думал я, — сумасшествие Мак-Белля происходит вот отчего: оттого, что несчастный видел, какая ужасная смерть ему приготовлена; но почему дядюшка не прикончил его?.. Должно быть, в полном разгаре работы, за которую он принялся, ослепленный бешенством ревности, он вдруг образумился и испугался возможности ответственности и возмездия со стороны семьи Мак-Беллей… Клоц — тот был сиротой и холостяком, так утверждает Эмма, — и вот почему он здесь… Эта же участь грозит и мне… А может быть, и ей, если он нас накроет вместе… Ах, надо бежать, бежать, чего бы это ни стоило; ей и мне остается только бегство. Как раз судьба нам благоприятствует. Представится ли еще такой случай? Нужно сейчас же уйти и добраться до вокзала сквозь лес, чтобы избежать встречи с Лерном и Карлом, возвращающимся по прямой дороге… А лабиринт?.. Может быть, воспользоваться автомобилем и проехать по их телам, если они попробуют пое-мешать нам. Я сам не знаю… Там видно будет… Но удастся ли мне вовремя добраться до Эммы? Скорее, ради Бога, скорее.