Вячеслав Рыбаков - Доверие

- Отчего же непременно из любящих?

- Так вот именно потому что ручные и риска никакого! Как птица. Подставишь пустую ладонь, без зернышек, - прилетит, растерянно так покрутит головкой... на один бок, на другой бок, дескать, что ж вы так обманываете... улетит. Через пять минут опять подставишь пустую ладонь - и тут как тут. И она-то рада-радешенька, что к ней прилетают именно впустую! На корм-то к кому угодно прилетят! Тщеславие одно...

- Чари, а вам никогда не приходило в голову, что синицы прекрасно все видят издалека, но просто не хотят разочаровывать пустую ладонь. Хотят сделать ей приятное, что ли... Обман на обман - а в итоге все-таки общение. Побыли вместе.

- Никак не пойму, - проговорила Чари. - Неужели вы все еще любите?

Ринальдо смущенно погладил свою лысеющую голову.

- Есть столько состояний между "любишь" и "не любишь"...

- Не могу представить, - решительно сказала Чари. - Уж или да, или нет.

- Это не совсем так, - с удовольствием не согласился Ринальдо. - И потом, Чари... Надо расставаться вовремя. Чтобы застраховать себя от одиночества. Понимаете?

- Не понимаю, Ринальдо.

- Чари. Если разойтись, покуда еще любишь, только не можешь быть вместе, - остается воспоминание. Остается надежда на новую встречу. Есть для чего жить, есть для чего становиться лучше, делать все что можешь как можно лучше... Если промедлить - душа выгорит в бесплодной борьбе и останется пепелище. - Он помедлил. - Мне часто бывает грустно, но пусто никогда. А ведь пустота хуже грусти. Грусть помогает работать. Пустота сушит, останавливает. Я никогда не стану одинок.

Чари, чуть приоткрыв рот, потрясенно и зачарованно смотрела ему в лицо. Когда он замолчал, она отвернулась, оглядывая лес, но в лесу раздался приближающийся топот, и Чжуэр, вздымая тяжелыми бутсами песок тропинки, вылетел галопом из-за поворота. Он тяжело дышал, и воротник его перетянутого ремнями комбинезона был расстегнут на одну пуговицу; но еще на бегу, поймав удивленный взгляд Ринальдо и истолковав его по-своему, как относящийся к форме происходящего, а не к самому происходящему, он застегнулся ловким, скользящим пролетом левой руки. А в правой трепетал белоснежный бланк шифрованной депеши.

Ринальдо успел увидеть, как изумились глаза Чари, и мгновенное удушье сжало грудь. Ринальдо на миг ослеп и оглох - но тут же пришел в себя, откинувшись спиной на резную опору, и первое, что он увидел прозрев, снова были ослепительные глаза девушки, с испугом и беспокойством устремленные на него.

- Ну, что там взорвалось еще? - услышал он собственный небрежный голос.

- Зашифровано вашим шифром!

Ринальдо уже привычно, с ледяной душой, наложил дешифратор. Он думал, что готов ко всему. Он снова ошибся.

"Координационный центр - Комиссии. С Ганимеда, из Института физики пространства, поступил крайне странный запрос. Не исключено, что он имеет связь с событиями последних дней. Во-первых, дирекция просит прислать звездолетный нейтринный запал для проведения неких экспериментов. Во-вторых, по просьбе сотрудника института Саранцева М.Ю. - специально оговорено, что по частной просьбе, - институт запрашивает, не было ли замечено неполадок и сбоев в работе нейтринных запалов при последних стартах".

Вот теперь ноги перестали держать Ринальдо. Все спалось и бесформенно слепилось вокруг, и погасло. Чжуэр попытался поддержать Ринальдо, но Чари порывисто опередила секретаря; слепая ладонь, падавшая в бессильной надежде на случайную опору, встретила ее твердую, горячую руку.

- Вот... - выдохнул Ринальдо и больше ничего не смог произнести. Он чувствовал себя сделанным из мокрой ваты. - Вот, - он сразу понял все. Опять как с Солнцем... Чари!

- Я здесь, - поспешно сказала она. - Здесь, Ринальдо.

И тут он понял совсем все.

- Чжуэр! - протяжно крикнул он - так кричат, получив смертельную рану. - Председателю это пошло?!

- Я вручил, - бесстрастно ответил Чжуэр, но Ринальдо показалось, что где-то в глубине его голоса отзвенел торжественный звук фанфар.

- Он не сказал, что в шифрограмме? - тихо спросил Ринальдо.

- Никак нет.

- Что он сказал?

- Он не сказал ничего. Он попросил у меня мой излучатель.

- С какой целью?

- Не могу знать.

- И вы дали?! - потрясенно спросил Рннальдо.

- Так точно, - и вновь за непроницаемой стеной точеного ответа запел победный горн.

- И не спросили, зачем?

- Это было бы бестактно с моей стороны, - твердо ответил Чжуэр.

Ринальдо стал пружиной.

- Чари, - бросил он, задыхаясь, - милая девочка, хорошая, спасибо тебе, прости, я бегу. Твой отец в опасности!

И он действительно побежал.

- Чжуэр! - хлестнуло уже от поворота.

Он бежал так, что Чжуэр с трудом догнал его лишь на полдороге к прикорнувшему на песчаном берегу озерца орнитоптеру.

Внизу, медленно поворачиваясь, возникала из дымки устремленная ввысь угловатая громада Совета. Орнитоптер снижался, планируя вдоль нее на предельной скорости, и огненным частоколом летящие окна фасада перебирали, перебрасывали друг другу прерывистый отсвет солнца.

Ринальдо опоздал.

Опоздал буквально на несколько секунд. А возможно, Чанаргван, понимая, что Ринальдо появится вскоре, специально медлил и ждал с излучателем в руке, когда распахнется громадная дверь кабинета, воздух, дрогнув, колыхнет портьеры и щуплая фигурка высветится на пороге, возможно, эту последнюю маленькую радость он сознательно позволил себе, уже приняв последнее большое решение. Возможно, он думал, что получил на нее право, ибо, возможно, думал, что это решение - самое честное и мужественное из всех его решений. А возможно, он сам уже куражился, как божок-садист, ибо запредельно и непереносимо унизительным для его железной воли борца и первопроходца оказалось то, что все-таки нет ни бога, ни диверсии, ни стихийного бедствия - ничего, что можно победить и превозмочь, навалившись изо всех сил, - что его сделал мясником просто-напросто нормальный, но необозримый технологический процесс, совсем не враждебная работа самих же людей; и мало того - людей, изыскания которых, находясь в ведении Отдела прикладных исследований Комиссии по переселению, находятся, в конечном счете, в его собственном ведении. Возможно. Ринальдо не успел даже крикнуть, влетев в сумрак. Тонкий голубой луч хлестнул вдоль портьеры, озарив кабинет невыносимым режущим светом. Стоящий у стола силуэт Чанаргвана, как никогда огромный, призрачный и полыхающий огнями электросварки в этом невероятном мгновенном свете, отлетел в накренившееся кресло, а голова, излучая, казалось, неподвижные облака сияющего пара, замерла в полете. Раздался длинный шипящий звук, будто на раскаленную плиту пролилась вода. Ринальдо долго стоял, захлопнув глаза руками, но голубое дрожащее видение не унималось, пульсировало в мозгу и выцветало медленно, медленно, медленно.