Вячеслав Рыбаков - Вечер пятницы

Вячеслав РЫБАКОВ

ВЕЧЕР ПЯТНИЦЫ

- На сегодня, видимо, все, - изобразив интеллигентное неудовольствие, произнес Гулякин.

Похоже было на то. Тяжелый останов - штука довольно обычная, но выбивает из колеи и людей, и машину. Свирский принялся сворачивать длинную бумажную простыню. Простыня была сверху донизу исписана на языке, который эвээмствующие снобы именуют, как монарха, "пи-эль первый", а люди деловые называют просто "поел один". Шизофренически однообразный мелкий узор бледно-сиреневого цвета шуршащими рывками передергивался по столу. Постников звонко захлопнул "дипломат" и сказал:

- Может, и к лучшему.

- Да, Дмитрий, - отозвался Гулякин. - Ты правда какой-то серый.

- Душно, - несмело вступился за смолчавшего Постникова его недавний аспирант Свирский. Аккуратно пропуская друг друга в дверь по антиранжиру, они покинули терминальный зал: кандидат Свирский, доктор Постников, профессор Гулякин.

- За выходные, Борис, я просил бы вас сызнова проверить программу.

- Конечно. Разумеется, Сергей Константинович.

- Это все не дело. У меня буквально коченеют клешни, когда машина не пашет! - После пятидесятилетнего юбилея элегантный профессор вдруг принялся обогащать свою речь молодежной лексикой. Ученый Совет был у него теперь не иначе как тусовкой. Постников коротко покосился на шефа. Тот, уловив блеснувшую сбоку веселую искру, сказал с напором: - Да, да! Если что - звоните мне прямо на дачу.

Крутя ключи на пальце, Гулякин шустро сбежал сквозь густую городскую духоту по ступеням парадного крыльца к своему "жигульку" - изящные австрийские туфли твердо, как копытца, щелкали по асфальту. В полуприседе, упираясь в колени руками и свесив белоснежные космы на лоб, Гулякин несколько раз обошел вокруг машины, пристально вглядываясь куда-то под нее.

- Что вы там ищете, Сергей Константинович? - спросил сразу вспотевший на вечернем припеке Свирский. - Золото и брильянты?

- Уран, - ответил Гулякин и с едва уловимой натужинкой распрямился. Перевел дух и вдруг, открывая дверцу, заорал высоцким голосом: - Я б в Москве с киркой уран нашел при такой повышенной зарплате!.. Тачка не нужна?

Свирский пожал плечами, стеснительно улыбаясь. Постников сказал ехидно:

- Куда нам спешить в такую жару. Дачи нету. Погуляем тут.

- Завистник! - засмеялся Гулякин. - Придется завещать дачу с мебелью и незамужней дочерью тебе, Дмитрий... Нет, кроме шуток! Борис, заткните уши субординативно!

Свирский четко выронил портфель и, растопырив локти, сунул в уши свои длинные, покрытые черными волосками пальцы. На какой-то миг Постникову показалось, что пальцы войдут на всю длину.

- Правда, поехали, - негромко попросил Гулякин. - Ты, ей-богу, серый. Плюнь на все. Мы по тебе соскучились как-то... посидим, похохочем, в речке выкупаемся... Лида нам споет. Мои плавки тебе подходят, помнишь?

- Спасибо, - Постников неловко покосился на застывшего с пальцами в ушах Свирского. - Подумать надо. Скоро Совет, мне докладывать.

- Черт. Эта тема сожжет тебя ощущением ответственности. Дмитрий, плюнь, надорвешься. Один неловкий шаг - и Губанов тебя проглотит вместе и с потрохами, и с заботами о человечестве, даже я не прикрою. Я уж не тот, Дмитрий.

Постников усмехнулся и сделал Свирскому знак вытащить пальцы. Свирский вытащил, подцепил опрокинувшийся портфель. Мимо текли к остановкам усталые, распаренные, предвкушающие отдых люди. Фырча, разъезжались машины со стоянки. Все спешили - вечер пятницы, погода блеск...

- Вольно, - сдался Гулякин. - Вверяю вам учителя, Борис. Берегите его. Он нужен людям. - Провалился, складываясь в коленях и в поясе, в кабину, и "жигуленок", хрюкнув, ровно заурчал, а потом, загодя помаргивая левым поворотом, покатил к Карусельной.

Некоторое время шли молча.

- Что за ритуал у Сергея Константиновича? - спросил затем Свирский. Который раз вижу, как он вприсядку ходит у машины...

- А... - сказал Постников. - Это уж три года как ритуал. Купите машину если - поймете.

Какой-то шутник подставил под колесо одной из стоявших машин случайно это оказалась машина Гулякина - обрезок наточенной стальной проволоки. Минут через двадцать езды обрезок, впившийся, едва машина тронулась, в протектор, дошел до камеры. Машину на полном ходу швырнуло на тротуар, на катившую коляску женщину. Постников, сидевший сзади, так и не понял, каким виртуозным усилием профессор ухитрился ее не убить. Но к вечеру у Гулякина уже был инфаркт.

Молча Постников и Свирский протолкались сквозь толпу на остановке. Толпа нервничала, завидев накрененный, наезжающий с натужным воем усталый ящик троллейбуса; все старались выбраться поближе к краю тротуара.

- Надежды юношей питают... - пробормотал Свирский, когда его пихнул острым углом сложенного велосипеда молодой человек, мрачно рвавшийся к той точке пространства, где, по его расчетам, долженствовал оказаться вход. Переполненный троллейбус даже не стал останавливаться - чуть притормозил у остановки, а потом, взвыв, опять наддал и бросился наутек. Так и казалось, что он прячет глаза от стыда. Стайка девиц, протянувших было юные руки вцепляться в склеенные напластования тел, вываливающиеся из дверей, с остервенелым хохотом завопила ему вслед: "Я в синий троллейбус сажусь на ходу!.."

- А что, Дмитрий Иваныч, - вдруг как бы запросто сказал Свирский, вы ведь не спешите?

- Нет, - улыбнулся Постников, - совершенно не спешу. Сын, напротив, просил прийти как можно позже.

- Как это?

- Ну, как... Вспомните себя в девятнадцать лет. Подрос молодой хищник, имеет полное право - и даже биологическую обязанность - владеть своим уголком прайда. А у нас вся саванна - тридцать четыре квадратных метра.

- Пойдемте ко мне, - решился Свирский. - Две остановки всего. Чай. Цейлонский.

- Спасибо, Борис, - виновато сказал Постников. - Знаете, я лучше пройдусь. Подумать надо.

- Об этом?

- О чем же еще? Сергей сказал сейчас: тема эта может сжечь ощущением ответственности. Верно. Знание дает силу, но не только силу, а еще и ответственность...

- Как и любая сила.

- Да, но тут еще сложнее. Умножая знания, умножаешь скорбь, так, кажется?

- Не помню, - Свирский пожал плечами.

- Словом, если понимать скорбь как ответственность, которую вполне можешь осознать, знаний хватает, но совершенно нет сил эту ответственность реализовать...

- Поди-ка реализуй! - с неожиданной болью выкрикнул Свирский.

Постников покивал.

- Правда. Природе ведь все равно. Это только нам кажется, что у человека по сравнению с другими ее творениями есть особые привилегии. Вымерли динозавры, вымерли панцирные рыбы, вымерли мамонты. Кто только не вымер! Адаптационные способности вида ниже потребных при данном изменении среды, и... как говаривал в ранней молодости мой сын: хоп, и все. Какая разница, что человек, в отличие от прочих, изменения среды создает себе сам. Но фатального состояния модели все же не демонстрируют, Борис, я прошу вас это отметить и не забывать.