Леонид Панасенко - Место для журавля

— Допустим!

— Так дайте его мне.

— При таком скоплении репортеров?

— Понятно. Не желаете огласки, — согласился Бур Клифт. — Послушайте, Пфайфер, действительно, зачем ссориться. Предлагаю информацию за информацию.

Подчиняясь взгляду Пфайфера, присутствовавший при разговоре полицейский вышел из комнаты.

— Итак? Ответы ваши будут зависеть от фактов, на которые я вынужден ссылаться? — спросил Клифт.

— Разумеется!

— Я знал, что Пауэре и его приемная дочь помогали вам. Информировали о том, что происходит на озере…

— Только как власти официальной.

— Вы знали, что в смерти родственников Элизабет Пауэрс была виновата семья Прайд?

— Предполагали, только предполагали, — поспешно возразил Пфайфер. Гибли люди, пытавшиеся узнать тайну озера, но гибли и члены семьи Прайд.

— Существует тайна?

— Д-да. Вы же знаете… Крепость Бьё.

— Хорошо. Теперь моя информация. В 1944 году, когда лидеры нацистской Германии начинают сознавать, что игра проиграна, в Страсбурге собирается секретное совещание. Главари-нацисты решают поделить между собой награбленные в странах Европы золото, валюту. Часть ценностей передается особо доверенным лицам, которые должны были создать новый рейх на руинах разрушенного.

— И что же? — осторожно спросил Пфайфер.

— Разделенное золото и особо секретные документы необходимо было спрятать. Несколько озер Австрийских Альп хранят подобные тайны.

— И что же?

— Хотелось бы знать, кто уничтожил экспедицию моего брата? Кто уничтожил живших здесь рыбаков? Каков круг официальных лиц, запрещающих изыскания?

— Лезете в политику, Клифт! — зловеще предупредил Пфайфер. — В контейнерах, как вы сказали, ценности, но там же находятся документы, деморализующие в глазах общества нацизм. А нацисты — это очень сильный противник, Бур Клифт.

— Зная вас как человека осторожного, уважая как деятеля довольно демократичного, ценя как человека смелого, обладающего умом критическим, я, в свою очередь, обязан предупредить, Пфайфер, что золото нацистов продолжает убивать людей различных национальностей и разных стран… Перед нами конкретные факты: нацистский преступник Прайд, убийство Пауэрса и смерть Ганса Прайда. Что вы на это скажете?

— Убийство Пауэрса… Смерть Ганса Прайда… Отделять одно от другого?

— Именно, — подхватил Бур Клифт. — Беззащитного Пауэрса убили люди определенного круга — «специалисты», смерть же Ганса Прайда является следствием его служения тем, кто уничтожал ни в чем не повинных людей.

— Мне придется задержать вас, Клифт. Ведь вы здесь инкогнито, ведете неофициальное расследование…

— Не делайте поспешных выводов, коллега. У вас совершенно нет времени для интриг. Хватит того, что ваши люди лишили экспедицию снаряжения.

— Вам придется подождать, Клифт, хотя бы временно. Я свяжусь с шефом и узнаю, стоит ли передавать вам письмо.

— Время не терпит, Пфайфер. Контейнеры подняты, а их содержимое, вероятно, уже очень далеко отсюда. Не хватайтесь за оружие, коллега. Сейчас у нас общая цель — найти похитителей… Ищите профессора Генри Дюка.

…Спустя неделю после происшедших на озере событий, моторная яхта «Маргарита» вышла в море.

Тем же курсом, но двумя часами позже, проследовал морской катер с полицейскими.

Шторм прекратился. Стих ветер. Лишь тугие высокие волны еще долго накатывались откуда-то издалека. Они несли на крутых плечах клочья серого тумана, с каждым часом туман становился гуще.

Бур Клифт вложил бинокль в футляр и спустился в каюту. Вопреки его опасениям, профессор Морис Валуа, его сын и дочь чувствовали себя превосходно.

— Как идут дела, Клифт? — спросила Маргарита, когда великан, сбросив с себя пальто и шляпу, уселся на привинченный к полу стул.

— Превосходно, мой нежный друг, — добродушно ответил инспектор. — С тех пор, как ваш старший брат Артур Валуа предоставил нам свою яхту и согласился быть на ней капитаном, все идет так, как надо. Наша красавица «Маргарита» — при слове «красавица» инспектор посмотрел на дочь профессора столь красноречиво, что смуглое лицо девушки залилось румянцем — наша изящная «Маргарита» прекрасно держится на плаву. Чудесное судно и великолепный экипаж!

— Однако, судя по приборам, мы отклонились от курса на пять-шесть миль, — задумчиво произнес профессор. — Приближаемся к острову с южной стороны.

— Если только он существует на самом деле, — сказал Жак, сверяя показания приборов с картой. — Это неизученный район моря, лежащий далеко от основных морских путей, и здесь вполне может быть белое пятно неизвестный остров. Иначе зачем стремится за нами Пфайфер — мы видели полицейский катер. То есть, он знает о нашей цели — выяснить, существует ли такой остров — тайное обиталище Генри Дюка. — Жак оттолкнул от себя карту. Его гибкое сильное тело напружинилось, на руках вздулись мускулы, казалось, молодой человек уже готов к схватке.

— Чем ближе к цели, тем больше опасность, теперь это стало очевиднее, раздумчиво произнес Бур Клифт. — Пфайфер — потенциальный враг и, по возможности, не допустит утечку информации… Пять лет назад я объяснился с Артуром Валуа. Вашим братом, Маргарита, и вашим сыном, профессор. На конгрессе сторонников мира он как оратор поражал смелостью решений и необычайной верой в свое дело.

— Да. Мой сын таков! — профессор гордо вскинул седую голову.

— Мы подружились с ним настолько, что я рассказал ему о тайне затонувшей крепости, о гибели первой экспедиции, о мучительном желании разоблачить тех, кто охранял страшную тайну и по чьей вине или при прямом участии погибали люди. Поступив в известное вам ведомство и получив доступ ко многим секретным документам, однажды просматривая бумаги, я наткнулся на имя Гельмута Прайда и профессора-биолога Генри Дюка — эсэсовца, проводившего опыты на узниках концлагерей.

— Что с вами, отец? — Маргарита ласково погладила профессора по плечу.

— Ничего, — бледнея, ответил Морис Валуа. — Продолжайте, Клифт.

— Мне удалось сфотографировать документы и показать фотографии Артуру. Он был потрясен, когда увидел копию портрета Генри Дюка.

— Теперь позвольте мне разъяснить некоторые детали, — взволнованно подхватил профессор Валуа. — В начале сорок четвертого года в одном из уличных боев с фашистами меня ранило, я попал в плен, а затем в концентрационный лагерь. Участь моя, как я думал, была предрешена. Но случилось невероятное. Гельмут Прайд — офицер по особым поручениям, отбирая узников для проведения очередных опытов, наткнулся на меня. Наткнулся… Я повторяю это слово, так как эффект, произведенный мною на гитлеровца, был столь неожиданным, как если бы Прайд столкнулся с чем-то мистическим. Он вскинул руки, попятился к сопровождавшим его солдатам и, только спустя минуту, опомнился и приказал: «Этого отдельно. В машину». События развивались стремительно. Час езды в закрытой машине. Остановка. Скрип шлагбаума. Выталкивают из машины. Ведут в солдатскую баню, где меня моют, стригут, гримируют ссадины. И вот маленький уютный кабинет. В окно светит солнце. Доносится пенье птиц… Появляется Прайд. Он неутомим. Приказал часовому принести приборы, сам сервировал стол, частично задрапировал окно, усадил меня в кресло и сказал: «Послушай, подопри подбородок правой рукой. Хорошо. Именно так!» Потом Прайд исчез. Прошло несколько минут. Поражало то, как часовой смотрел на меня, казалось, мой вид гипнотизировал его. Он стоял вытянувшись, выпучив глаза, и от страха дышал, как бык на бойне. Наконец все разрешилось. В кабинет вошел высокий смуглолицый человек с черными, как уголь, глазами и крючковатым носом. — Рассказывая, профессор Морис Валуа посмотрел в зеркало. — Да. Вошел мои двойник. В нас было идентичным все: волосы, лица, фигуры, движения и жесты, и только голос у меня был несколько мягче, чем у Дюка. «Выйди!» — приказал он часовому.