Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)

Накрыли стол, под завязку накачав Диму («Изголодался, поди, в своей казарме-то, а, сынок?») энергией из свежепротянутой – подарок мэрии семье ветерана! – выделенки-прямоточки, гнавшей чистейший, неразведенный по отводам поток с самой Новомосковской ГРЭС. Подкрепившись, повеселели и пустились в разговоры, по десятому разу пересказывая друг другу слышанные тысячу раз уже истории.

Дима осоловел, заскучал и отправился бродить по знакомым комнатам. Услышав звонок в дверь, пошел открывать.

На пороге стояла Юлька. Такая, какой он ее запомнил при прощании в военкомате год назад.

Очень красивая.

– Димочка, милый, – сказала Юлька. – Я хочу ребенка. Очень хочу. Ребенка. От тебя.

Дима опешил. К этому разговору он готовился давно – с того самого момента, когда попал в армию, оставив на гражданке любимую девушку, которая обещала дождаться его, как обещают своим возлюбленным все без исключения девушки на свете. Вот только дожидаются далеко не все – даже теперь, когда домой возвращаются все. Все без исключения.

Юлька дождалась.

Проблема была в том, что все его родственники по мужской линии успели зачать детей до… До получения гражданства.

Дима не успел.

Как известно, от брака оживленного с живым дети не родятся. Ну, не положены гражданам ВСЕ реабилитационные процедуры.

Но общего знаменателя достичь вполне возможно – единственно верным путем.

– Ты правда этого хочешь? – спросил Дима.

Юлька кивнула. Улыбнулась – и заплакала от радости и счастья. А потом кинулась ему на шею.

Свадьбу сыграли скоро, не откладывая – к чему ждать, когда чувства у молодых успокоятся? А вдруг передумают еще, и не получит Отчизна новых граждан своевременно…

Но не передумали, нет.

Сходили в некроклинику по месту жительства, сдали все положенные анализы, тесты и пробы прошли. Получили благословение от властей. Отцы-благодетели прислали с рабомодифицированным курьером из бывших преступников гарантийное письмо – и мать, и родившийся ребенок сразу получали гражданство. Жертва со стороны родителей сомнению не подлежала, и подобное чувство высокой гражданской ответственности следовало всячески поощрять – что власти и делали.

Отгуляли свадьбу. Чин-чинарем, как у людей. Живым – шампанское вино, оживленным – ватты с джоулями, но все в меру, без излишеств. Марку держать надо. Как-никак, а четыре поколения безупречного служения Родине.

В первую брачную ночь оставили молодых одних.

– Ты готова? – спросил Дима, когда Юлька – теперь жена! Жена! – переступила стройными ногами в белых чулочках через сброшенное платье.

– Конечно, любимый мой, – сказала Юлька, целуя его горячими губами. Глаза у нее горели рыжим огнем осени. Потом запрокинула голову, подставляя горло. Улыбнулась. Прикрыла веки.

Дима долгую минуту, припав ухом к упругой груди, слушал, как бьется, спокойно и ровно, Юлькино сердце, и как никогда отчетливо ощущал могильную пустоту в груди собственной.

Потом взял Юлькину лебединую шею в свои ладони.

Сдавил.

Держал до тех пор, пока не перестало вздрагивать роскошное тело.

Уложил на кровать.

Позвонил в некротложку.

Проводил черный мешок на молнии, погруженный на каталку, до мобиля с черным крестом на борту.

До одури насосался электричества из выделенки. Никто и слова ему не сказал.

Наутро хлопнул дверью, коротко прогремел по лестнице сапогами и вышел в первый день своей настоящей взрослой жизни…

Год спустя пронзительно-голубое сентябрьское небо все так же отражалось в лужах на дорожках старого парка. Ветерок гнал желтые и алые кораблики опавших листьев среди утонувших в пруду облаков, шелестел листвой древних деревьев, развевал волосы спешивших по своим делам прохожих.

У Димы сегодня был выходной, и они гуляли всей семьей по аллеям парка, в четыре руки толкая перед собой коляску. Юлька по случаю наступления осени щеголяла в сверхизящном демисезонном пальто охряного цвета, которое удивительно ей шло, подчеркивая злато-карие глаза под каштановой челкой. Николай Дмитриевич, трех с половиной месяцев от роду, размахивал ручонками, стараясь дотянуться до гирлянды погремушек, дразняще раскачивавшихся перед самым его лицом. Наконец малышу это удалось, и, сорвав с пружинки одного из разноцветных клоунов, Коленька одним махом откусил ему голову и с аппетитом захрустел пластмассой.

– Ну вот опять! – всплеснула руками Юлька и полезла отнимать у «охотника» его добычу. – Опять все губы да десны поранит…

– Не переживай, – улыбнулся Дима. – Просто голодный он, кормить пора. А губы, десны… Как говорится, до свадьбы заживет. Видишь, крови же нет.

Юлька посмотрела на него как-то странно, потом тряхнула головой, словно гоня прочь наваждение.

– Да, верно, любимый, – сказала она. – Конечно же, заживет. И непременно – до свадьбы.

Чуть позже Юлька спросила:

– Что же мы будем делать?

– Жить, – ответил Дима.

– Жить, – эхом отозвалась Юлька. – Как все у тебя просто получается…

Губу она, разумеется, закусила, чтобы не расплакаться. Глаза у нее были совершенно сухие. Выцветшие и словно подернутые паутинкой, но все равно очень и очень красивые. Глаза любимой женщины. Самые красивые из всех, что доводилось видеть Диме.

– Так оно и есть, – сказал он, накрывая ладонь жены своей. – От нас самих в этой жизни зависит не так уж и много. Но если каждый будет заниматься своим делом, и делать это хорошо, то рано или поздно все изменится к лучшему. Мое дело – работать на комбинате, твое – растить нашего сына.

– Растить?

– Делать все, что положено, даже если на самом деле он и не растет, потому что…

Дима запнулся.

– Договаривай, чего уж, – невесело усмехнулась Юлька. – Потому что он неживой?

Дима удержался от того, чтобы досадливо поморщиться. Наоборот – улыбнулся в ответ, только открыто, искренне.

– Ну конечно же нет, милая. Я этого даже и в виду не имел. Мы – ты, я, Коленька – живые, независимо от того, бьется у нас в груди сердце или молчит, ожидая своего часа. Этот час непременно наступит – нам нужно только набраться терпения. Наука тоже не стоит на месте, и у нас нет повода сомневаться в добросовестности тех, кто двигает ее вперед. Они что-нибудь придумают. Все изменится, рано или поздно, так или иначе. Надо только ждать – и жить.

– Ты и правда в это веришь, – негромко, скорее для себя, чем для мужа, сказала Юлька.

– Конечно, – удивился Дима. – А разве может быть иначе? Верю, надеюсь и жду. Ведь самое плохое и страшное с нами уже случилось, и теперь все, что бы ни произошло в нашей жизни, будет менять ее только к лучшему. Разве не так?

– Наверное, так, – сказала Юлька. – Какой ты все-таки у меня… светлый.