Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)

Ответить Дима не успел – Николай Дмитриевич, он же Коленька, затряс коляску своими маленькими ручонками, отчего уцелевшие до поры погремушки загрохотали на все лады.

– Есть хочет, – сказала Юлька, наклоняясь над коляской. Малыш раскрывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. В бледном лице не было ни кровинки. Словно кукла, подумал Дима. Кукла, которая умеет открывать и закрывать рот и двигает руками и ногами. В каждом детмаге таких целые ряды. Таких же ненастоящих, как и его Коленька.

За время прогулки по парку им не раз попадались, встречно и попутно, молодые пары и мамочки с колясками – такие же неестественно бледные, как и они сами, с такими же тихими младенцами. Почти все мужчины – с увечьями. Дима обменивался с отцами семейств понимающими взглядами и сдержанными – кто знает, поймет – улыбками. Все они честно отдали свой долг Родине. Весь, до капли. Теперь с них уже не спросят – а вот они, став полноценными гражданами Отечества и сделав таковыми своих жен, спрашивать могут с кого угодно и что угодно.

«А что, и спросим с кого надо, – подумал Дима. – Да хоть с самих Отцов-благодетелей, если понадобится!»

Встрепенувшись, он отогнал прочь недостойные мысли. Мы же люди, напомнил он себе. И должны вести себя как люди – даже если в этом и нет особой нужды.

Жена, в отличие от него, не забывала об этом ни на миг. Что тут взять – мать есть мать. Все на инстинктах… Юлька держала сына на руке, другой расстегивая пуговицы пальто. Пальто было надето на голое тело – дань приличиям, а не погоде.

«Черт, даже не знаю, сколько бы трудобудней отдал бы за то, чтобы почувствовать, как прохладен осенний воздух», – подумал вдруг Дима, наблюдая за тем, как жена дает малышу грудь. Коленька тут же беззубо впился в нее деснами и замер не шевелясь. Юлька гладила его по голове и негромко напевала в самое ухо колыбельную.

В правую грудь жены после удаления ненужной больше молочной железы была имплантирована вечная батарея, контакты которой пластические некрохирурги вывели в ареолу и сосок. Чистая энергия, потребная для почти нормальной работы остановленных в мгновение смерти клеток, текла сейчас в тело сына. Во время любовных ласк Дима и сам нередко припадал к прекрасному сосуду, насыщаясь силами, которые возвращал любимой сторицей. Это было прекрасно – во всех отношениях.

Его семья так естественно смотрелась здесь, посреди аллеи осеннего парка, что, залюбовавшись ими, запросто можно было позабыть обо всех проблемах, былых и будущих, – что Дима и не преминул сделать.

– Какие же вы у меня красивые! – сказал в восхищении Дима.

Сын, услышав звук его голоса, оторвался от пустой Юлькиной груди и уставился на отца страшноватыми бельмами глаз. Дима погладил его по безволосой голове, и малыш растянул в улыбке бескровные губы. Потом отчего-то без перехода, как это умеют делать дети, скуксился и захныкал без слез, а минутой позже уже выдавал настоящую младенческую истерику, отчаянно суча в воздухе ручками и ножками и с неожиданной для крошечного тельца силой стараясь вырваться из рук встревоженной матери.

Материнские инстинкты сильны даже в мертвом женском теле, и, даже зная наверняка, что падение на брусчатку тротуара ничем не повредит ребенку, Юлька бережно, но настойчиво удерживала разбушевавшегося малыша, не обращая внимания на то, что его ноготочки рвут в клочья сухую, словно пергамент, кожу ее плеч.

Рот малютка раскрывал в беззвучном крике, не издавая ни звука. По малолетству он еще не понял, что для того, чтобы тебя услышали, нужно заставить себя дышать.

«Ничего, – подумал Дима. – Научится. Всему свое время».

Чего-чего, а времени у них впереди было сколько угодно.

Дима заставил свою грудную клетку расправиться, делая вдох.

– Я люблю тебя, – сказал он жене.

Заставлять себя улыбнуться в ответ на ее счастливую улыбку ему не пришлось.

Беззвучно орал благим матом их мертворожденный сын.

Жизнь продолжалась.

Посылку доставили вечером.

Чуть слышно звякнул колокольчик у входа, и настенный экран показал псоглавца, переминающегося с лапы на лапу перед дверью. Цветастая кепка службы доставки то и дело сползала с острых собачьих ушей, придавая посыльному залихватский и вместе с тем глуповатый вид.

Псоглавцы составляли мультиэтническое псевдобольшинство в гендемографической структуре населения старинного города Псовска, что стоял испокон веков на северо-западе Вольного Союза Российско-Скандинавских Территорий у слияния рек Великая и Псовка. Тадама, жившего в спальном пригороде Псовска и входившего, как и его жена, в одно из бесчисленных полирасовых псевдоменьшинств, происхождение названия приютившего его города никогда не удивляло. К засилью же во всех сферах жизни псоглавцев он относился совершенно спокойно. В наступившую эпоху всеобщей терпимости мирное сосуществование было совершенно естественным даже для кошек с собаками.

А что уж тогда говорить о существах разумных?

В длинных обезьяньих руках посыльный крепко держал весьма увесистую на первый взгляд коробку, сплошь заклеенную пестрыми марками и обильно покрытую разноцветными штемпелями.

– Лис! – взревел Тадам, едва взглянув на экран. – Лис! Это она! Ее доставили! Скорее, Лис!

Он бросился отпирать замок, слыша, как по дому перестуком острых копытец раскатывается частая дробь шагов спешащей на его зов жены. Его руки дрожали от волнения, и замок все не поддавался. Вибриссы дрожали в нетерпении, бакенбарды топорщились, круглые уши прижимались к лобастой голове, а утробный рык рвался из горла, разбиваясь о норовящие оскалиться клыки. Тадам чувствовал, как хлещет по ногам хвост, – несомненный признак сильнейшего возбуждения, охватившего все его существо. Черно-рыжая шерсть на руках поднялась дыбом, спутав рисунок полос.

Прежде, чем он сумел открыть дверь, Лис оказалась рядом. Он почувствовал жар ее учащенного дыхания на своей шее, а мгновение спустя его уха коснулся горячий и влажный язычок супруги.

Лис волновалась ничуть не меньше его самого.

Долгие месяцы ожидания подошли к концу.

Посыльный радостно оскалился им навстречу слюнявой пастью, приветственно вывалив язык и радостно помахивая хвостом.

– Чета Гойцовых? – приветливо спросил он. Получив утвердительный ответ, посыльный торжественно вручил Тадаму коробку. Она и впрямь оказалась тяжелой.

– Распишитесь, сударыня. – Из перекинутой через плечо сумки появился планшет со световым пером, и Лис дрожащей рукой вывела закорючку их фамилии в нужной графе.

Глаза ее блестели от едва сдерживаемых слез радости.

– Поздравляю вас с пополнением, – учтиво откозырял курьер, и Тадам смог лишь благодарно кивнуть ему в ответ. Дар речи на время оставил его, в горле пересохло, и он мог лишь глупо улыбаться, чувствуя, как черты лица посыльного подозрительно расплываются перед его взглядом.