Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)

Еще вариант: мстит. Разрушает семью, разрушает то хорошее, что у Саши сложилось. За что? Ну, например, за пресловутые «Рассказы об ужасах любви», где его Викуня выставлена в невыгодном свете. По иронии, журнал с рассказами она получила по подписке, – и сразу позвонила автору (на питерскую квартиру), кипя негодованием и требуя объяснений. А Саша, пообщавшись с этаким читателем, сразу прибежал к Ольге, довольный, как кот… За что еще она может мстить? Например, за фразочку, необдуманно брошенную когда-то Сашей. После «смотрин» во Дворце молодежи они с его бывшей созвонились – как бы напоследок, – и она поинтересовалась: мол, эта твоя хотя бы удовлетворяет тебя? И он жахнул: ты по сравнению с Ольгой – бревно в постели… Жестокие слова. Такое помнят всю жизнь.

Возможно, впрочем, что она хочет тупо нагадить – безо всяких высоких или низких соображений. Просто потому, что самой плохо. Сделаешь кого-то несчастным, неважно кого, и полегчает…

Вариантов много, не угадаешь.

И насчет доказательств Сашкиной измены, брошенных ею, как козыри на стол. Откровенно говоря, ничуть они не убеждали, достаточно вспомнить, что до появления Ольги эта парочка четыре года встречалась. Презервативы он, видите ли, хранит в одном из выдвижных ящиков секретера! Да, хранит. Ну так за десять лет вряд ли что-то поменялось. Сашка консервативен и полон невротических ритуалов: все предметы должны лежать на раз и навсегда установленных местах. Вряд ли Вике это известно. Принимает Сашкину жену за дуру, а выставляет дурой себя.

И в подаренных им книгах нет ничего крамольного. Нужно знать Сашку, чтобы понимать, насколько для него это по кайфу – забросать отвергнувшую его цацу материальным воплощением своей состоятельности. Чтоб осознала. Доказать и утвердиться. С его стороны – тоже месть, пусть и мелкая. А может, не мелкая.

Правда, пафосные надписи… «Главная героиня моего главного романа…»

И еще есть два вопроса, которые тревожат всерьез, от них не отмахнешься. Первое: кто мог дать Вике постненский номер телефона? Второе: как она узнала, что Саша временно живет в Питере, а не здесь?

Получается, они до сих пор общаются?

Спят, по выражению этой отличницы.

Как же больно…

– У вас что-то случилось? – спросила Ольга с сочувствием. – Я бы хотела вам чем-нибудь помочь.

– Случилось у вас!

– Но позвонили вы мне, а не я вам. Надеюсь, никто вас не принуждает, за руки за ноги не держит? У вас все в порядке?

– У нас С ВАШИМ МУЖЕМ все в порядке. Вы бы связались с ним и убедились.

– Ох, как вы меня утомили…

Усталость давила. Словно гидравлический пресс опускался – на плечи, на мозг. Ноги не стояли. Сил оставалось – капля на донышке. Дряхлеющая в зеркале старуха стала совсем уже трухлявой, но при этом, похоже, процесс притормозил или даже остановился. Виртуально состарившаяся Ольга всматривалась потухшими глазами в Ольгу настоящую, из плоти и крови, и пергаментное лицо ее выражало страх, ничего кроме страха.

Позади старухи сгущалась чернота – густая, как деготь. Дверь в туалет, окно на кухне и другие детали интерьера больше не отражались.

– Может, на вас пописать? – сказала Ольга, отчаянно отталкивая от себя эту черноту и этот страх.

Ее колотило.

– Чего-чего? – оторопела собеседница.

– Пописать. На вас.

– Зачем?

– Чтобы покончить с бредом. Маленький мальчик по имени Леша остановил сегодня этим способом целую войну. Давайте мы тоже остановим войну и бред?

– Вы ненормальная…

Почему ненормальная? Правду ведь сказала.

Пересеченная местность, она же городской парк. Две армии по сорок школьников и десятку преподавателей в каждой. Все носятся. Овраги, канавы, засады, строительство ДОТов, рытье окопов, стратегия и тактика. Называется – «Зарница».

Под конец озверели, вражда пошла нешуточная, в том числе между педагогами. Стали играть не по-детски; Паша, руководитель радиокружка, чуть не с острогой летал. А когда «синие» флаг захватили – вообще война и немцы. «Красные» не согласились, что проиграли: они-де взяли в плен чужого командира. И вот, в самый разгар конфликта, кто-то замечает шестилетнего Лешу…

Совсем маленький мальчик, сущая кроха, одни косточки, коленочки торчат, – сидит и горько-горько плачет. Просто рыдает. Преподаватели дружно подскакивают, они ж за детей отвечают: «Лешенька, что случилось? Кто обидел, кто ударил? Ты упал? Что болит?» И он выплакивает, выкрикивает писком, пронзительно так:

– А НА МЕНЯ МУРАВЕЙ ПОПИСАЛ!

И как-то сразу накал борьбы спал, взрослые словно проснулись. Споры насчет победителя сами собой увяли…

Как давно это было. Жизнь назад.

– Зачем вы позвонили? Проинформировать, что занимались с Сашей сексом? Спасибо, это было мило. Или зачем? Чтобы я вам свечку подержала? Отказываюсь. Вы даже не признались, готовите ли своим любовникам обед… – Ольгу несло. – И знаете, я рада. Правда, рада. Кому-то Сашка еще нужен, кроме меня. Если нужен – забирайте, отпускаю! А то давайте распределим дни недели и составим расписание, когда он и с кем.

– Не говорите глупости.

– Все, что здесь прозвучало – глупости от первого до последнего слова. Извините, я вынуждена закончить разговор.

– Давно пора, – согласилась Вика.

Согласилась со странной интонацией. Лишь дав отбой, Ольга поняла, что это было ликование.

Она села на пол, обняла сумки и спросила у мироздания:

– Что мне делать?

Мироздание промолчало.

Женщина, живущая за сотню километров от Постно, на северном краю Питера, класть трубку на телефонный аппарат не стала. Бережно положила на столик перед зеркалами и накрыла большим, глубоким хрустальным блюдом, выполняющим сегодня функцию аккумулирующей полусферы. Сам же телефон был накрыт туристическим котелком.

Та дура бросила трубку первой. Что, собственно, и требовалось.

Ну же, думала женщина, едва не подпрыгивая на табурете. Нетерпение сжигало ее. Ну давай же, давай!

Инструкция была выполнена в точности. Два зеркала поставлены под углом в тридцать градусов, образовав бесконечный коридор отражений. Коридор, впрочем, уже превратился в живой, дышащий стенками тоннель, похожий на кишку. Это значило – канал открыт. Тоннель вел к сопернице. Заклятие было аккуратно отчитано еще до телефонного звонка – ровно сто двадцать три раза, строго по трактату. Необходимые знаки начертаны красным фломастером по краям обоих зеркал; сейчас они светились и вроде бы даже дымились, постепенно выгорая.

Выцветшие листы светокопии, разбросанные по дивану, не требовались: слепой текст был затвержен наизусть.

Вика ждала, глядя в тоннель перед собой.

Третье зеркало небольшого размера стояло перед нею – на столике между двумя главными. В нем отражалась симпатичная девушка, свежая и аппетитная, как булочка из печки. Это была она – шестнадцатилетняя. Такой она станет через несколько минут, как только соперница совершит то, что должна совершить.