Артур Кларк - Девять миллиардов имен Бога (сборник рассказов 1937-1953)

– И это сделало тебя счастливым? – безжалостно продолжал Ханнар.

Дарвен некоторое время молчал.

– Это принесло мне нечто гораздо большее, — ответил он наконец. — Я вложил все свое умение, все таланты, но зато испытал минуты такого торжества, какое тебе даже не снилось. Тот день, когда Первая экспедиция вернулась в Солнечную систему, стоил целой жизни, проведенной в Шастаре.

– Ты думаешь, — сказал Ханнар, — что под теми чужими солнцами, когда покинешь этот мир навсегда, сможешь построить города прекраснее этого?

– Если возникнет надобность – да, мы их построим. Если нет – мы создадим другие вещи. Мы должны это делать. А что твой народ создал за последнюю сотню лет?

– Да, мы не изобретаем машин, мы повернулись спиной к звездам и довольствуемся своим собственным миром, но мо еще не значит, что наш народ живет в праздности. Здесь, в Шастаре, мы ведем тот образ жизни, который вряд ли кто–то сумел превзойти. Мы научились искусству жить; наша аристократия – первая, не владеющая рабами. Это наше достижение, по нему история будет судить о нас.

– Это несомненно, — ответил Дарвен, — но не стоит забывать, что ваш рай был построен учеными, которым пришлось воевать с природой точно так же, как сражаемся мы, чтобы мечты превратить в реальность.

– Люди не всегда добивались успеха. Даже планеты нашей системы одерживали победу над человеком; почему миры под другими солнцами должны быть более гостеприимны?

Замечание было справедливым. И по прошествии пятисот лет память о тех первых неудачах была достаточно горька. С какими великими устремлениями и надеждами человечество отправлялся к другим планетам в последние годы двадцатого века – и обнаружил, что они не только безжизненны и беспощадны, но и яростно враждебны к нему! От зловещих морей огненной лавы на Меркурии до кочующих ледников твердого азота на Плутоне – нигде не было места, где человек мог бы чувствовать себя в безопасности. И после целого века бесплодной борьбы он вновь вернулся в свой собственный мир, на Землю.

Однако мечта не умерла; от планет пришлось отказаться, но все равно оставались те, кто осмелился мечтать о звездах.

Эти мечты наконец воплотились в необыкновенный прорыв, Первую Экспедицию, — и с ней пришло пьянящее чувство долгожданного успеха.

– На расстоянии десяти лет полета от Земли существуют пятьдесят звезд класса нашего Солнца, — сказал Дарвен, – и почти у каждой имеются планеты. Сейчас мы полагаем, что наличие планет – это так же характерно для звезд класса С–два, как и наличие у них спектра, хотя и не знаем почему. Так что поиск миров, подобных Земле, в этот раз должен оказаться успешным; я не думаю, что в том, как скоро мы нашли Эдем, была какая–то особая удача.

– Эдем? Это так вы назвали ваш новый мир?

– Да. Название показалось вполне подходящим.

– Вы, ученые, просто неизлечимые романтики! Но не слишком ли вы прельстились названием? Ведь, если помнишь, жизнь в том первом Эдеме была не слишком–то дружблюбной по отношению к человеку.

Дарвен печально улыбнулся.

– Это, опять–таки, зависит от точки зрения, — ответил он, показывая на Шастар, где уже загорались первые огоньки – Если бы наши предки не вкусили от древа познания, у вас никогда бы не было всего этого.

– А что, с твоей точки зрения, случится со всем этим теперь? – горько спросил Ханнар. — Сейчас, когда вы открыли дорогу к звездам, вся сила и энергия человеческой расы отхлынут от Земли.

– Я не отрицаю этого. Такое случалось раньше и случится опять. Шастар пойдет тем же путем, что и Вавилон, и Карфаген, и Нью–Йорк. Будущее строится на булыжниках прошлого; и мудрость состоит в том, чтобы принять этот факт, а не противиться ему. Я люблю Шастар не меньше, чем ты, люблю так сильно, что не решаюсь спуститься и пройти по его улицам, хотя никогда не увижу их снова. Ты спрашиваешь меня, что с ним станет, и я скажу тебе что. Наши действия лишь приблизят его конец. Даже двадцать лет назад, когда я побывал здесь в последний раз, я ощутил, как моя воля ослабляется бесцельным ритуалом вашей жизни. Вскоре так будет во всех городах Земли, потому что все они подражают Шастару. Я думаю, экспедиция подоспела вовремя, возможно, даже ты поверил бы мне, поговорив с людьми, вернувшимися со звезд, и ощутил бы, как кровь быстрее струится по твоим венам после всех этих веков спячки. Твой мир умирает, Ханнар; то, что у тебя есть сейчас, ты сможешь удержать еще достаточно долго, но в конце концов оно выскользнет у тебя из пальцев. Будущее принадлежит нам, а тебя мы оставим с твоими мечтами. Мы тоже мечтаем и теперь отправляемся превращать наши мечты в дело.

Последний луч света упал на лоб Сфинкса; солнце село в море, и Шастар погрузился в ночь, но не в темноту. Широкие улицы казались сияющими реками, по которым неслись мириады светящихся огоньков; башни и шпили, словно драгоценностями, были украшены цветными огнями; с медленно отчалившего от берега прогулочного суденышка ветер принес слабые отголоски музыки. С легкой улыбкой Дарвен смотрел, как судно отходит от изогнутого дугой пирса. Прошло пятьсот лет, даже больше, с тех пор как последнее торговое судно выгрузило здесь свой товар, но пока существует море, люди будут по нему плавать.

В общем, все было сказано, и вскоре Ханнар остался на холме в одиночестве, подняв голову к звездам. Он больше не увидит своего брата. Солнце, скрывшееся от Ханнара ненадолго, для Дарвена, чей взгляд устремлен в бездны космоса, не взойдет уже никогда. Равнодушный ко всему, Шастар протянулся, блестя огнями, вдоль береговой кромки. Ханнару казалось, что неумолимый клинок судьбы уже занесен над городом, сердце его переполняли тяжелые предчувствия. В словах Дарвена была правда, — предрекаемый исход неизбежен.

Десять тысяч лет назад другие энтузиасты отправились из первых городов человечества открывать новые земли. Они нашли их и уже не вернулись в города, откуда пришли, а время навсегда поглотило их покинутые дома. То же самое будет и с Шастаром Великолепным.

Тяжело опираясь на палку, Ханнар медленно пошел вниз с холма к городским огням. Сфинкс бесстрастно следил за тем, как фигура Ханнара растворяется в темноте.

Пройдет пять тысяч лет, а он так же равнодушно будет смотреть на мир, который его окружает.

Бренту еще не исполнилось двадцати, когда его народ был изгнан из своих домов и переселен на запад, через два континента и океан. Напрасно они наполняли эфир жалобными криками оскорбленной невинности. Их жалобы встретили весьма скудное сочувствие со стороны остального мира, поскольку если кого–то и можно было винить в случившемся, так только себя, и вряд ли им стоило притворяться, что Верховный совет поступил с ними слишком жестоко. Он послал им с десяток предварительных предупреждений и не менее четырех последних, решительных ультиматумов, прежде чем неохотно предпринял какие–то шаги. Затем однажды маленький корабль с огромным акустическим излучателем внезапно появился в трехстах метрах над деревней и стал испускать оглушительный шум. Через несколько часов этого кошмара мятежники капитулировали и принялись укладывать свои пожитки. Неделей позже появился транспортный флот и вывез их, все еще пронзительно протестующих, в новые дома на другой стороне планеты.