Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

— Верно, — прокашлявшись, Борцов плеснул в чашку кипятку из термоса. — Я спокоен.

— Вижу, как вы спокойны… Как только они раскроются, мы тут же предложим тест на блеф. Вы согласитесь на сотрудничество, но потребуете взамен неопровержимых доказательств. Каких? Хотя бы ее фотографии с газетой в руках, помеченной свежим числом. Лучше, конечно, видеозапись, потому что фотографию легко подделать… Вы следите за моей мыслью?

— Очень внимательно, — кивнул Ратмир. Безупречный профессионализм Джонсона оказал успокоительное воздействие.

— Das paßt ausgezeichnet, — по-немецки одобрил Джонсон и, понимая состояние Борцова, повторил: — Это превосходно подходит… Короче говоря, мы хоть что-то узнаем и определим дальнейшую линию поведения.

— Но какую информацию я могу им дать? Что я вообще знаю?

— Знаете. Уже знаете, — поправился Джонсон. — И будете знать еще больше, не оставите, согласно контракту, свое знание при себе.

— Дезинформация?

— Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа. Я дам вам все необходимые сведения и, смею уверить, они будут вполне правдоподобны. Они пойдут на сделку, если, конечно, мы имеем дело не с озверевшими кретинами, которых почему-то становится все больше и больше.

— Я целиком и полностью полагаюсь на вариант номер один и молю небо, чтобы он оказался благоприятным.

— Ни небо, ни ад, куда вы так стремитесь, нам не помогут. Полагаться следует лишь на собственные извилины и силу, а она у нас есть, смею заверить, и немалая. Мы их переиграем, Тим. За нами не только финансовая империя «Эпсилона», но и правительство Соединенных Штатов, а также Российской Федерации. В случае надобности, мы подключим официальную Москву. Будьте уверены.

— Я стольким обязан вам, Пит. Не знаю, чем смогу расплатиться.

— За деньги? Работой. За дружбу — дружбой. О доверии и говорить не приходится. Я ведь предупреждал вас с самого начала, что мы ввязываемся в опасное предприятие. Так что содействие маршальской службы нам вовсе не помешает. Тем более, что об этом будут знать только вы и я. За государственных чиновников не беспокойтесь. Покамест ни один маршал не был уличен в предательстве.

— А как же Долорес?

— Вас это волнует? — Джонсон выдержал паузу. — А никак. Ваши новые документы — в Америке обычно достаточно кредитной карточки или водительских прав — пустим в ход в самом крайнем случае, а за границу вы поедете с американским паспортом.

— Ив Мексику? Не успеем.

— Для Мексики и Канады это не обязательно. Достаточно «Зеленой карты», которую обещали доставить с электронной почтой сегодня вечером. Надеюсь, все ваши сомнения отпали?.. Что же касается сеньоры Монтекусома Альба, то вы сами расскажете ей, когда придет время. Уж она-то, надеюсь, не выдаст?

— Вам виднее.

— Ишь, какой осторожный!

— Кстати, мы еще не получили ее согласия на поездку.

— Верно, не получили, — протянул Джонсон. — Но вы-то полетите со мной, если она вдруг захочет пока остаться в Уорчестере?

— Безусловно.

— Das paßt ausgezeichnet, — повторил Джонсон по-немецки и кивнул благодарно: — Danke sehr.

— Bitte sehr. Всегда пожалуйста.

— Не дурно грассируете.

— Это все, что я вынес за десять лет школы.

— Надеюсь, вы ошибаетесь. Бьюсь об заклад, что после Гавайских островов многое вспомнится. И вообще вы заговорите на нескольких языках. Немецкий, испанский и французский я гарантирую.

В агентстве «Алиталия», на Пьяцца деи Трибуна ли, монах забрал присланный из Бостона билет и на следующий день вылетел в Тель-Авив. Никогда в жизни он не сидел в салоне первого класса, но так и не воспользовался преимуществами своего положения, сетуя на бессмысленную трату, пусть чужих, но все-таки денег. Разница могла покрыть сотню обедов для бедных.

Его соседом оказался собрат, если не по вере, то по призванию, из Бангкока. Бритоголовый, в шафрановой тоге, с ротанговым веером, как скипетр, зажатом в руке, он с ногами устроился на диване и, погруженный в себя, почти весь полет просидел в этом положении. Только когда подали заказанный для него вегетарианский завтрак, съел рисовую лепешку и выпил чашечку чая. Воспользовавшись перерывами в медитации, Висенте осмелился заговорить с братом-буддистом.

Тайский махатхеро [70] Высшее монашеское звание. оказался настоятелем столичного монастыря — Ват Прокео, что по меньшей мере соответствовало сану епископа. Он подарил испанцу открытку, на которой знаменитый храм, сплошь облицованный осколками фарфоровых тарелочек, сиял в лучах восходящего солнца. Аббат из далекого королевства охотно отвечал на вопросы, и доброжелательная улыбка не сходила с его смуглого лица. Висенте успел узнать множество любопытных подробностей. Оказалось, что четки выдумали буддисты, от которых они и перешли сперва к мусульманам, а уж потом и к испанским монахам, жившим бок о бок с маврами. Свисавшее до пояса непритязательное ожерелье из ста восьми деревянных шариков имело для буддиста глубокое символическое значение, но так и осталось неизвестным — какое. Методичный даже в мелочах, теолог едва успевал записывать. Он был поражен, узнав, что буддийский монах, будь то послушник или иерарх, не должен прикасаться к деньгам: всеми платежными делами занимаются специально приставленные миряне. В свою очередь, махатхеро поинтересовался бытом испанских монастырей, вскользь заметив, что не одобряет корриды.

— Мы молимся о спасении всех живых существ, не выделяя ни коровы, ни бабочки, ни человека, — объяснил он. — Всякая жизнь священна.

— Но разум, свобода воли, разве они присущи животным?

— Все мы жертвы иллюзий, вовлеченные в круг бытия, но только человеку дана возможность вырваться из потока существований.

— И что будет потом? Нирвана?

— Нирвана? — не понял сперва буддист, но тотчас догадался и повторил на палийском: — Нибона. Мы еще говорим: «другой берег».

— Это рай? Или просто небытие? — продолжал допытываться Висенте, чьи обширные познания ограничивались эллинской Эйкуменой.

— Нельзя объяснить словами, — уклонился последователь учения тхеравады, сохранившего первоначальные догматы отшельника из рода шакьев.

Общение на чужом для обоих языке снижало уровень взаимопонимания, особенно в таких областях, как догматика и метафизика. Скорее сердцем, нежели со слов, Висенте почувствовал, насколько близко буддийское миропонимание проповедям Святого Франциска. Несовместимые магнитные полюсы противоположного знака связывало единое поле.

Общение с незаурядной личностью, человеком сложной и просветленной души оказало целительное воздействие. Незаметно изгладился неприятный осадок от встреч в кулуарах ватиканского лабиринта.