Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

Офицер бросил на него взгляд, полный ненависти.

— А не с тем ли Волшебным Психом, отче, мы имеем дело, который утверждал, что видел Ночную Ведьму?

— Черт бы тебя побрал, старый священник! Кто тебя тянул за язык? Зачем ты рассказал об этом ему?

Отец Омброз бросил на обоих быстрый взгляд.

— Перестаньте заводиться, вы, оба! Или отдайте мне ваше оружие, спешивайтесь и деритесь. Здесь и сейчас!

— Божий суд? — хмыкнул Хонган. — Да, Чернозуб рассказывал мне, что Церковь прибегала к нему. Почему ты не научил меня и этому, отец? Ты обходил молчанием ту часть катехизиса, где шла речь о великих военачальниках, а сейчас ты предлагаешь нам выяснить Божью истину в кулачной драке? Но мне она не нужна. Я просто хотел узнать у нашего тексарского советника, каким еще добром, кроме коров, располагает Полукровка? Если он утверждает, что таковое у него имеется.

— Черт бы побрал твой язык! — буркнул офицер и с силой уперся в левое стремя, заставив лошадь остановиться.

Чиир Хонган несколько секунд не сводил с него взгляда, потом пожал плечами и спешился.

— Я должен предупредить, капитан, что твой соперник изучал боевое искусство с опытным наставником, бывшим палачом Ханнегана. Ты мог знать его.

— Ты имеешь в виду того желтокожего джина? Ву Шина? Слушай, если вы боитесь предательства, опасайтесь его. Я не удивлюсь, если узнаю, что Филлипео Харг подослал его, дабы убить кардинала. Ты же знаешь, у него есть наемные убийцы. И все они умеют носить любые маски.

— Ты, горожанин! Топор не джин, — сказал Кочевник, в устах которого слово «горожанин» звучало как оскорбление. — Там, откуда он пришел, джином считался бы ты. И он ненавидит Филлипео Харга почти так же, как я его ненавижу, городской мальчик.

— Медвежонок, зачем ты так ведешь себя? Капитан Лойте на нашей стороне. Свое дело он знает. Не будь ослиной задницей, сын мой.

— Ладно. Только скажи этому ублюдку, чтобы он перестал покровительственно относиться ко мне, — Хонган стал влезать в седло. Лойте, так и не успокоившись, вытянул его по спине хлыстом.

Хонган развернулся, схватил его за запястье, когда тот был готов нанести ему второй удар, и острым носком сапога врезал капитану в живот.

Удар мог оказаться смертельным: несколько минут капитан находился в полубессознательном состоянии. Но священник наконец привел его в чувство и настоял, чтобы ночь они провели здесь, дабы Лойте мог оправиться. Разгневанный капеллан долго молился, прося милости Бога, чтобы тот дал им время раскаяться. Хонган сонно ворчал на него. Лойте постанывал и богохульствовал. Утром следующего дня Чиир Хонган вытащил офицера из-под одеяла, схватил его за отвороты мундира и рывком поставил на ноги.

— А теперь слушай меня, собачье отродье. Если ты капитан нашей армии, то я твой полковник. Будешь говорить мне «господин» и отдавать честь.

Он оттолкнул бывшего пограничника. Тот, вскрикнув от боли и снова схватившись за живот, сел на задницу.

— Нет, это ты меня послушай! — Омброз схватил бывшего воспитанника за руку и оттащил его подальше. — Никогда не видел тебя таким жестоким! В чем дело? Одно дело утверждать свое старшинство, но ты же мог все кишки ему порвать. Из-за плохого характера ты мог на всю жизнь обзавестись врагом.

— Нет, не мог. Он уже враг — для всех. Предавший свое племя ни для кого не может быть другом. Он таков, каков он есть, и должен знать свое место.

— Ты не имеешь права так поступать. В глазах Бога он такой же, как и ты.

— В глазах Бога — конечно. Но меня волнует его место в боевых порядках под командой предводителя, и он должен знать, что его место в самом низу. Ему нельзя доверять.

— Ты уверен в этом в силу своего глубокого знания человеческих характеров, — с иронией сказал Омброз. — Ты разбираешься в них лучше, чем кардинал, который безоговорочно рекомендовал его нашему вниманию. Я поверил ему, когда он сказал что агенты должны были не только выследить его, но и убить. И в любом случае он будет жить в клане Ветока, поедет он туда с нами или нет. Они приняли его. И он провел с ними зиму.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я с кем-то ссорился?

— Нет, Святой Сумасшедший. И я надеюсь, что ты не прав относительно него. Он знает слишком много о нас, чтобы мы могли с ним расстаться.

— Нет никакой опасности. Ему некуда деться. Что бы ни сказал почтенный кардинал, мы оставим его с соплеменниками жены. Но я по-прежнему хочу выяснить, откуда он знает, что Коричневый Пони сможет найти свою часть стоимости оружия, что он обещал. И откуда поступит оружие?

— Медвежонок, Элия много работал для папы Линуса, и тот хорошо вознаградил его. Я знаю, что у Элии поместья на западном побережье и в Орегоне, но нам не понадобится пускать в ход его средства. Доверься ему. Если ты уплатишь торговцам шестьсот коров, кардинал найдет кого-то, кто выложит остальные две трети цены. У Тексарка, как у самого могущественного государства на континенте, много врагов и мало союзников. Многие из его противников будут только рады вооружить орды. А ты проявляешь неблагодарность.

— Ни в коем случае. Мне нравится Коричневый Пони. Я знаю, что главное в нем не его богатство, а влияние, которым он обладает. И я полностью доверяю ему, всем его замыслам. Но это не значит, что я доверяю результатам его замыслов. Очень хорошо, если он богат. Но откуда об этом знает Лойте?

— Скорее всего он не знает. Просто он свысока относится к тебе. И Кочевники, и горожане — все чувствуют превосходство друг перед другом. Оседлые и кочевые — история их противостояния стара, как Книга Бытия. Но что касается денег, к западу от разделительной линии есть государства, которые хотят, чтобы империя Ханнегана оставалась на месте или же продвигалась к востоку. Повсюду ходят разговоры о намерениях Ханнегана объединить континент под своей властью, и посольства исправно сообщают домой эти слухи. Одно-другое из них сможет дать тебе оружие просто даром.

— Шестьсот коров — это не даром.

— Это почти ничего. Кардинал Коричневый Пони сообщил мне настоящую цену сделки — более шести тысяч коров.

— Если только мы вообще получим оружие. Если только торговцы не подсунут нам бракованный хлам.

— Почему у тебя такое плохое настроение? Я так и жду, что ты обзовешь Лойте травоядным.

Хонган засмеялся.

— В доме моей матери это слово все еще в ходу. Так что в его стенах я могу обзывать капитана.

— Понимаешь, как политик, ты переполнен уродливыми представлениями. И перенять их от меня ты не мог.

— Но так вышло!

— Нет, этого не могло быть!

— Никак, и ты собираешься меня высечь, наставник?

— Я это делал.

— Когда мне было десять лет, а ты был моложе. Ты учил меня не обижать священников, но ты не… — Кочевник запнулся. Увидев, как изменилось лицо Омброза, он сокрушенно покачал головой и пошел к своей лошади.