Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

Они избрали старика этим же утром, еще до того, как толпа снова принялась швырять камни в двери дворца. Кардинал Ри лежал покойником на своем ложе. Отто э’Нотто спятил и шатался, подобно лунатику. Из всех коридоров и закоулков дворца несло рвотой и испражнениями. Более двадцати пяти кардиналов свалились, сраженные болезнями. К полудню они единогласно избрали Амена.

К удивлению многих, в том числе и Чернозуба, старик сразу же произнес «Accepto» [17] «Принимаю» (лат.). и, выбирая титулование папы, к неудовольствию многих назвал себя своим собственным именем. Папа Амен. Он нарушил едва ли не самую древнюю традицию.

Конечно, избранию предшествовали кое-какие слабые протесты.

— Он сказал, что помазанники прямиком шествуют в ад! — жаловался аббату кардинал с юго-востока.

— Из могилы они снисходят в ад, — уточнил Джарад. — И если на третий день восстают из мертвых, то возносятся на небо. Вполне ортодоксальная точка зрения.

— Чтобы с ним это случилось! И слова Бога он называл отвратительными.

— Оговорка, — объяснил Коричневый Пони. — Он имел в виду — восхитительные.

— «Неясные и отвратительные» — вот что он сказал. Атрибуты зла. А змея — самое невинное животное. Именование Бога — Сатана?

— Бросьте, бросьте! — сказал аббат. — Думаю, вы не расслышали его. Versum subtile atque infandum [18] Оборот изысканный и непередаваемый (лат.). . Это означает, что слова хорошо подобраны, но в них трудно разобраться. Даже изящны, но непроизносимы. Истина столь неуловима, что ее трудно выразить словами. Это молчание Христа. И когда мы говорим об этом, то возводим руки к небу.

В конечном итоге конклав пришел к единодушному решению. Если и есть человек, который может вернуться в Новый Рим главой Церкви, взять на себя роль первосвященника Петра, ничего не боясь и не идя ни на какие компромиссы, этим человеком в самом деле может быть только Амен (кардинал in pectore папы Линуса VII, во что многие уже были склонны верить) Спеклберд. Но в том, как конклав наконец избрал его, сказывались и компромиссы, и страх; даже конклависты кардинала Бенефеза получили право голосовать, что было противозаконно, так как в силу своего отсутствия он не смог лично дать им указания. И к последовавшему огорчению они голосовали за худого отшельника с возбужденным взглядом.

— Gaudium magnum do vobis. Habemus Papam. Sancte Spiritu violente, Amen Cardinal Specllebird. [19] Великую радость даю вам. У нас есть папа. Силою Святого Духа кардинал Амен Спеклберд (лат.).

Рев толпы покрыл окончание завершающей фразы, и конклав продолжил свою работу. Теперь кардиналы, представая перед новым папой, целовали его туфлю, а он обнимал их уже как наследник ключей святого Петра, как наследник — если Коричневый Пони в роли юриста оказался прав — обоих мечей святого Петра, что означало и духовную, и земную власть, причем последняя подчинялась первой. Коричневый Пони, выступая как юрист, знающий об истории канонических законов и установлений папства больше, чем кто-либо иной за пределами аббатства Лейбовица, к разочарования прислужников отсутствовавшего архиепископа Тексаркского во время конклава небрежно поведал его участникам о древней «теории двух мечей». Он процитировал слова из древней буллы: «Итак, всякий, претендующий на спасение, должен быть вассалом римского понтифика». По словам Коричневого Пони, этот декрет никогда не был особенно известен — он предназначался главным образом для монархов, обыкновенных и из Кочевников, а также Ханнеганов и Цезарей, но он требовал проверки несгибаемости в вопросах веры и подкреплялся угрозой такого наказания, как потеря надежды на спасение. И если еще недавно выборщики, близкие Тексарку, боялись увидеть Коричневого Пони в роли папы, то теперь их опасения уступили место страху перед ним, как перед серым кардиналом. Всем было хорошо известно, что кардинал был покровителем отшельника, поддерживал с ним дружбу и пытался восстановить его репутацию в глазах папы Линуса VII. Казалось, что это были совершенно безобидные отношения между богатым и благородным церковником и скромным святым отшельником. С циничной точки зрения, если кто-то из них оступался, то всегда мог рассчитывать на поддержку другого. Но Коричневый Пони и Спеклберд, хотя и придерживались диаметрально противоположных воззрений, по всей видимости, были искренне привязаны друг к другу. И теперь их дружба стала предметом всеобщего беспокойства.

На первых порах на улицах воцарилось ликование, но затем люди разъярились, узнав, что их кумир изменил свою первоначальную позицию, которая гласила, что истинный Рим будет там, где решил обитать папа. Очередным потрясением для города стало решение об отлучении его, которое папа Амен наложил на город, пока подстрекатели насильственных действий против конклава не предстанут перед ним. Три дня город кипел негодованием. Из-за отлучения были запрещены мессы, нельзя было приносить исповеди, и лишь умирающим дозволялось получить последнее отпущение. Город был возмущен. Все знали, что за решением об отлучении стоит кардинал Коричневый Пони. Но на четвертый день насильники со связанными руками предстали перед папой. Он приказал снять с них путы, выслушал покаянные признания и даровал им отпущение грехов — на том условии, что они под присмотром кардинала, надзирающего за тюрьмами, исправят все повреждения, нанесенные зданию, а также по решению судьи-арбитра возместят ущерб, причиненный другим людям. Успокоив таким образом город, новоизбранный папа вновь созвал конклав и оповестил о своем окончательном избрании при отсутствии у дворца возмущенных толп. Это тоже приписывалось влиянию Коричневого Пони. Выступать могли только против желания папы поскорее покинуть Валану; но таких голосов не было, и лишь двое воздержались.

Спеклберд в самом деле как-то обмолвился, что Рим — там, где обитает папа, но его слова, что папа считается папой, где бы он ни жил, не имели ничего общего с убеждением, что он должен жить в Валане. Спеклберд никогда не говорил, что, став епископом Нового Рима, именно так он и поступит, поскольку стал папой лишь в силу своих личных достоинств. Священнослужители, сообщавшие и распространявшие сведения из папского окружения, которые прибивались к дверям и стенам всех церквей в Валане и в округе, убеждали, что нет оснований бояться возвращения Амена Спеклберда в Новый Рим, ибо здесь его дом и, пока он остается властителем душ, весь остаток жизни он при каждом удобном случае будет возвращаться в Валану и постоянно утверждать здесь те церковные институции, которые сейчас находятся в Новом Риме — например, орден святого Игнация, — чтобы освободить их из-под имперского влияния. Тем не менее раздосадованные бюргеры, по всей видимости, собирались противостоять отъезду папы Амена из Валаны, пока тут не появится кардинал Урион Бенефез и не засвидетельствует свое почтение его святейшеству.