Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Сурен привидением деловитого свойства смело прошел между деревянными скамейками, отмахнувшись от могучего храпа часовых, и быстро пересек площадь, ярко освещенную лунным светом.

Окна в двухэтажном доме для штаб-офицеров, разумеется, не горели, входная дверь была заперта. Однако Сурен не стал утруждать себя попытками пробиться через парадный подъезд, а, не снижая скорости, обогнул дом и, толкнув заднюю дверь, поднялся на второй этаж. Добравшись до двери номер 6, он попробовал, не заперта ли она. Дверь была заперта. Тогда Саркисьянц постучал в нее условным стуком — именно так стучала в дверь Метелкина Русико до того, как Метелкин увлекся профессоршей и покинул на время свою прежнюю возлюбленную.

Метелкин вскочил почти сразу — застучал босыми пятками к двери, приоткрыл ее и, не выглядывая, прошептал:

— Заходи, заходи, я уж тебя заждался.

Что было ложью, потому как Метелкин только что спал без задних ног.

Сурен скользнул в дверь, закрыл ее за собой, и Метелкин по запаху понял, что его провели.

— Кто? — спросил он строго. — Кто посмел! — отступая при этом назад, где на спинке стула висела портупея с кобурой.

— Это я, Саркисьянц, у меня срочное дело. — Негоциант заговорил быстро, но по возможности внятно: — Прости, что разбудил.

— Что? — Метелкин уже не сердился — он был быстрым на мысли и слова человеком. — Что-нибудь с Аспасией?

— Нет, с «Измаилом», можно я сяду?

— Только свет я зажигать не буду, — сказал Метелкин, — не хочу, чтобы завтра весь гарнизон знал.

— И правильно делаешь, — сказал Сурен. — Ко мне только что приходил Халиб. Знаешь Халиба?

— Это тот, которого Гюндюз посылал на мокрые дела? — спросил Метелкин.

— Он продал мне новость.

— За сколько?

— За тысячу лир.

— Уменьши цифру в сто раз — поверю. — Заскрипели пружины — ветеринар уселся на кровати. — А ты садись, садись.

— Спасибо. Я в самом деле заплатил эти деньги. Вот расписка.

Негоциант издали показал Метелкину белую бумажку. Хоть лунный свет и проникал в окно, понять, что на бумаге написано, не было возможности.

— Ты не такой идиот, чтобы прибежать сюда в три часа ночи, — сказал Метелкин. Он взял графин с водой и налил себе в стакан. — Что случилось? Почему ты побежал ко мне, а не к Аспасии?

— Потому что Аспасия не вернет мне денег, которые я заплатил.

— Говори.

— В транспорт «Измаил» заложена мина.

Метелкин неудачно двинул графин, и тот рухнул со столика, грохнулся об пол — вдребезги!

— Ах, черт! — Метелкин выпрямился. — Кто положил? — спросил он. — Немцы?

— Это знает только Рефик. Рефик говорил с незнакомым Халибу человеком. Рефик сказал, что он все исполнил и отомстит за смерть Гюндюза.

— Что еще известно? Ну говори, говори — уж скоро утро! Какая бомба?

— В каком смысле?

— Если ты пронесешь на транспорт гранату, ничего не случится — ты только убьешь человека; должна быть большая бомба, большой заряд, который может сделать отверстие в борту, такое, чтобы транспорт пошел ко дну. Нужен целый ящик динамита.

— Там есть целый ящик динамита.

— Не может быть! Враки! Груз транспорта досматривался. Ящик со взрывчаткой никто бы не пропустил.

— Пропустили.

— Почему ты так уверенно говоришь?

— Потому что был груз, который не досматривали. Груз московской археологической экспедиции.

— Ты с ума сошел! Я сам все проверял!

— Вы уверены?

— Ни в чем нельзя быть уверенным. Давай на радиотелеграф!

— Погодите, господин офицер, — сказал Сурен. — Вы только все погубите.

— Там триста раненых! — воскликнул Метелкин. Сурен зашипел на него, и Метелкин, продолжая кричать, перешел на шепот: — Там погибнут люди!

— И все же, прошу вас, не спешите.

— Почему? Меня ничто не остановит. — Метелкин рыскал по полу в поисках сапог.

— Разреши обратить твое внимание, — сказал Сурен, — на остальной груз археологической экспедиции. Конечно же, забота о людях — первейшая задача. Но вы уверены, что хотите, чтобы сейчас, в панике и спешке, кто-то начал вскрывать все ящики экспедиции? И если там окажутся не черепки, а что-то другое — если будет так, ты уверен, что профессор Авдеев и его супруга не вспомнят твоего имени?

Метелкин перестал надевать сапог.

— Это конец карьере, — сказал он после паузы.

— Боюсь, что да, — согласился Сурен, он был кроток и терпелив, как агнец. У него был план, как получить деньги с Метелкина, но с перепуганного и разъяренного Метелкина ни черта не получишь.

— Но мы же не можем все так оставить!

— Не можем, — согласился Сурен и тоже замолчал.

— Ну говори, говори! — страстно зашептал Метелкин. — Ты должен что-то придумать.

— А с другой стороны, — сказал Сурен, — если ничего не предпринимать, то погибнут не только люди — погибнет весь ваш груз.

— Наверное, на «Измаиле» и ваш с Аспасией есть, — заметил зло Метелкин.

— Сущие пустяки, — сказал Сурен. — Твое положение куда хуже.

— Неужели ничего нельзя придумать?

— Почему нельзя? И если ты компенсируешь мне расходы, которые я понес, заплатив турку, я постараюсь подсказать выход.

— Сколько? — спросил Метелкин.

— Две тысячи.

— Никогда!

— Я должен половину отдать Аспасии — иначе она меня убьет.

— Я получаю такие деньги за три месяца.

— Твой груз на «Измаиле» стоит в двадцать шесть раз больше, а ты вот-вот его лишишься.

— Черт с тобой! Но учти, что если ты не придумаешь выхода, ты отсюда живым не выйдешь.

— Ты очень нервничаешь, господин офицер, — сказал Сурен. — Нельзя в твоем возрасте так нервничать.

— Говори.

— Минутку — я пересчитаю.

Сурен принялся пришептывать — он считал деньги у окна при свете луны. Метелкин ходил по комнате в одном сапоге и готов был убить армянина.

— Там адская машина с часами? — спросил он.

— Может быть, — ответил Сурен. — Халиб считает, что взрыв будет утром.

— Почему?

— Спросите у него.

— Так что ты придумал?

— Я знаю одного человека, который может предупредить капитана «Измаила». Вы доверяете капитану?

— Он же в море!

— Это мое дело. Главное, чтобы капитан поверил.

Метелкин задумался.

— Для этого, — сказал он наконец, — надо написать ему письмо.

— Если вы напишете письмо, — сказал Сурен, — то я могу это письмо передать.

— Утром транспорт уже будет в Батуме. Сейчас три часа ночи. У тебя есть крылья?

— Вот именно, — сказал негоциант, — если вы так настаиваете, я могу сказать: письмо должно догнать транспорт на самолете.

— Где ты найдешь такого летчика?

— Самолет дорого стоит, — сказал Саркисьянц. — Но он поднимется в воздух через час.

— Я не могу платить, пока ты не докажешь, что не водишь меня за нос.

Пришла очередь оскорбляться Сурену, и он сделал это куда более эффектно, чем турок Халиб. Он направился к двери, как графиня, которой дворник сделал неприличное предложение. Он отворачивался от догнавшего его Метелкина, он вообще ничего не хотел слышать и не хотел брать ни копейки от человека, столь глубоко его оскорбившего.