Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

За несколько дней Андрей осунулся, похудел. Пожалуй, он единственный в комиссии отнесся к своим обязанностям серьезно, хотя менее остальных был готов к этой работе, — его сотоварищи прожили день за днем три военных года, Андрей их пропустил.

В те дни с Андреем случился курьезный эпизод, которому он не придал тогда значения. Он возвращался из комендатуры поздно, устал, потому что весь день провел, мотаясь между моргом и берегом: в тот день была непогода и выбросило много тел — их надо было найти, охранить от мародеров и перевезти в морг, где они никому не были нужны.

Андрей представил, как ему сейчас придется тащиться до гостиницы — полчаса, не меньше, по неосвещенным улицам, — и загрустил. И тут же, как бы в ответ на невысказанные мысли, сзади послышался стук копыт и скрип колес — Андрея догнал извозчик, который возвращался к себе домой, и ему оказалось с Андреем по дороге.

Лицо извозчика показалось Андрею знакомым, о чем Андрей ему сказал. Тот в ответ засмеялся и сказал:

— Как же! На той неделе вы мне рукой махали. Вы еще с усатым парнем были и девушкой-гимназисткой. А я Иван Ивановича вез.

— Точно! — обрадовался узнаванию Андрей. — Но вы же видели нас одну минуту, не более.

— Я бы, может, и не запомнил, — сознался извозчик, — но Иван Иванович очень вам не обрадовался. Гони, говорит, гони. Вот я и поглядел — думаю, что может в таких птенцах, вы уж простите меня, быть опасного для Ивана Ивановича?

— А вы его знаете?

— Он не то чтобы местный, но до войны наезжал сюда, его сестра здесь дом имеет.

— Имение? — сорвалось у Андрея.

— Какое там имение — слово одно… Так и зовется: дача Покровской. Она на лето комнаты сдавала, кто приезжал на купания.

Андрей хотел рассказать об этом Лидочке, но, когда он вернулся, она уже спала — свернулась калачиком в плетеном кресле возле лампы, — ждала-ждала Андрея и заснула.

Андрей старался ходить тихо, на цыпочках, но Лидочка проснулась, была виноватая, и Андрею стало смешно.

А на следующее утро в паршивом настроении от неизбежных дел наступающего дня он забыл об Иване крестьянском сыне.

Не имевшему своего дома Андрею пансионат «Белград» казался олицетворением домашнего очага — теплоты и уюта. Когда он подходил, еле волоча от усталости ноги, к этому дому, Лидочка ждала его на галерее — ее силуэт был подсвечен сзади желтым светом из открытой двери в комнату.

Лидочка угадала Андрея издали, когда он проходил под фонарем по дорожке, ведущей к пансионату.

Было слышно, как ботинки Андрея шуршат по мелкой гальке. Лидочка подняла руку, узнав Андрея.

— Завтра надо будет сходить в церковь, — сказал Андрей, войдя в комнату. — А то мы с тобой не обвенчаны и живем в грехе.

— Не шути этим. — Лидочка покраснела.

— Не хочешь, не надо, — сказал Андрей, — я согласен жить в грехе.

Он попытался обнять Лидочку, но она вырвалась.

— Что там? — спросила она. — На море?

— Плохо, — сказал Андрей. — Потом расскажу.

Лидочка не стала настаивать.

— У меня тоже новость, — сказала она, — смотри.

Она протянула ему конверт. Адресованный господину и госпоже Берестовым. Батум, почта, до востребования.

— Как ты догадалась? — спросил Андрей.

— Господин Отар принес — у него там кузен служит.

— Ты прочла?

— Разумеется. Я сразу догадалась, от кого.

— От кого?

Андрей ждал от письма дурного и потому не спешил его открыть.

— От пана Теодора, — сказала Лидочка.

— От пана Теодора?

— Ты забыл?

— Ты с ним была в том, другом времени… — вспомнил Андрей, — где меня, по твоему утверждению, уже убили.

— Это так, и в том нет ничего смешного.

Андрей разорвал конверт.

Письмо начиналось с добрых вестей. Господину Теодору удалось установить, что угроза безопасности Андрея, и без того незначительная после закрытия дела в ялтинском суде, вовсе исчезла, потому что в начале сентября гражданин следователь Вревский покинул службу и отбыл в Новороссийск к родственникам, которые пристроили его компаньоном в небольшом деле по поставкам сапог для армии. Так что теперь Андрей может спокойно возвратиться в Симферополь.

Мне также было бы полезно ваше пребывание в Симферополе,

— продолжал пан Теодор. —

В ближайшие недели я побываю в этом городе. Возможно, мне понадобится ваша помощь. Так что я прошу вас, Андрей и Лида, пожить в Симферополе до конца декабря.

Андрей перевернул страницу письма, и Лидочка воспользовалась заминкой, чтобы сказать:

— Если бы не он… и не твой отчим, нас бы здесь не было.

— И может быть, к лучшему, — буркнул Андрей.

— А я так не думаю. По крайней мере я с тобой.

Андрей продолжил чтение:

Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за то, что я бесцеремонно вмешиваюсь в вашу жизнь. Но если вы возьмете за труд задуматься, то согласитесь, что связи между мной и вами, между всеми нами, пловцами в реке времени, по необходимости куда более тесные, нежели между нами и всеми обитателями Земли. Миллионы людей, окружающие вас сегодня, не более как фигурки за окном летящего вперед поезда. Не успели вы приглядеться к ним — и они уже исчезли в недосягаемом прошлом, словно растворились в мареве на горизонте. И лишь ваши попутчики в вагоне или в следующем поезде, куда вы перешли после пересадки, остаются с вами достаточный промежуток времени, чтобы вглядеться в их лица и понять их тревоги. И совсем ничтожное число людей в этой Вселенной оказываются вашими попутчиками надолго. Для вас пока я — единственный постоянный спутник. И не следует роптать на судьбу — вы вольны остановиться и остаться там, где вы сейчас находитесь. И подобные случаи уже бывали. Но скажу — и не потому, что я претендую на роль пифии, а только основываясь на собственном опыте, — что вы уже не сможете отказаться от движения впереди потока и вне потока. Это болезнь, и, как больной давний, хронический, могу сказать, что в этом наше с вами проклятие и наше с вами счастье. Счастье быть иными. Так что я надеюсь, через несколько недель вы будете в Симферополе и мы с вами неспешно поговорим.

— Я согласна с ним, — поспешила сказать Лидочка, прежде чем Андрей разразился гневной филиппикой. — Сейчас уже не время рассуждать — кто виноват. Так случилось. Мы оторвались с тобой от корней, и нас несет, как перекати-поле.

— И не подумаю соглашаться с тобой, — сказал Андрей после паузы, словно своим вмешательством Лидочка выбила у него оружие. — Я живу здесь, я самый обыкновенный человек.

— Только моложе Ахмета, своего ровесника, на три года.

— Не цепляйся к деталям, — сказал Андрей. — Разница несущественна. Да, нам с тобой пришлось убежать из того года, потому что мне грозила опасность. И я тебе благодарен за то, что ты разделила эту опасность со мной. Но теперь — ты же видишь, — Андрей показал на письмо, которое Лидочка положила на стол, — Вревского нет, дела об убийстве отчима нет. Мы с тобой живем вместе. И нет никакой нужды более убегать в будущее.