Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Держа в руке чемодан и согнувшись влево под его тяжестью, Лидочка пошла к комнате коменданта, но, не доходя до нее, увидела, как некто в военной шинели дергает за ручку двери, но дверь заперта. Лидочка поставила чемодан на пол и подумала: «Вот мне сейчас очень хочется разреветься, а главное — не разреветься. Ни в коем случае. Потому что сейчас что-то случится и станет лучше — не бывает же совсем безысходных положений. Господи, помоги мне выручить Андрюшу».

И как бы в ответ на ее молитву совсем рядом, над самым ухом раздался тихий, знакомый голос:

— Лидочка, ты что здесь делаешь?

Она резко оглянулась.

— Молчи, — сказал Ахмет. — Не надо меня узнавать.

Если бы он ее не окликнул, Лидочке бы никогда не догадаться, что это ее старый приятель. На Ахмете была широкополая шляпа, подобная той, в какой любил фотографироваться Максим Горький, и широкое серое пальто с поднятым воротником.

— Ой, я сейчас заплачу, — честно предупредила его Лидочка, — я сейчас зареву.

— Что с Андреем?

— Его арестовали!

— Этого еще не хватало!

Ахмет подхватил чемодан и понес его к небольшой боковой двери, которая, оказалось, вела в вокзальный ресторан, наполненный публикой, жаждущей хоть как-нибудь перекусить. Лидочка сразу поняла, что места им не отыскать, да и не хотелось ей есть, но у Ахмета были совсем иные планы. Он прошел через зал и, откинув малиновые шторы, нырнул на кухню. Лидочка последовала за ним.

— Направо, — сказал Ахмет. Лидочка повернула в коридор, мимо ярко освещенной кухни, и они оказались возле склада, где стояла скамейка, на ней сидели два молодых человека, немедленно вскочившие при появлении Ахмета и разом заговорившие по-татарски. Ахмет оборвал их и сказал: — Садись, Лида, мои ребята постараются, чтобы никто сюда не зашел. И рассказывай.

— Все ясно, — сказал Ахмет, выслушав рассказ Лиды о событиях нынешнего утра. — Ситуация не такая трагическая. Андрюша не офицер, он вообще приезжий и не должен вызывать ненависть революционных моряков.

Ахмет говорил уверенно, хотя не был ни в чем уверен. Когда начинается террор, соображения рассудка отступают.

Но утверждение Ахмета о безопасности Андрея было настолько желанным, что Лидочка сразу успокоилась — будто гуляла в лесу, заблудилась, а тут ее нашел старший брат и ведет к выходу из леса. Главное теперь — слушаться его.

— Я тебе постараюсь помочь, — сказал Ахмет.

— А как?

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Если ты чего не знаешь, не проговоришься. Погоди, не сердись, я могу тебе только сказать, что у меня дело в той же тюрьме. Там сидит совершенно невинный наш товарищ, которого отправили сюда из Симферополя, потому что в Симферополе мы бы его обязательно освободили. Знаешь кто?

Лидочка отрицательно покачала головой.

— Верховный муфтий Крыма.

Звание ничего Лидочке не говорило, но она поняла, что это какой-то религиозный чин.

— Мы должны освободить Челибиева. Это очень хороший человек, прогрессивный, можно сказать — социалист, — сказал Ахмет. — Его свои же муллы русским отдали. Сайдемат сказал: «Ахмет, ты должен привезти Челибиева», и я сказал: «Я привезу, Сайдемат». Тебе ясно?

— Ясно, — сказала Лидочка, не спросив, кто такой Сайдемат.

— Сегодня же мои люди узнают, где сидит наш Андрюша. А завтра мы будем Челибиева брать, постараемся и Андрюшу с собой взять, тебя это устраивает?

— Да, — тихо сказала Лидочка, которой очень хотелось поцеловать небритую черную щеку Ахмета, но она не знала, имеет ли право русская женщина целовать настоящего мусульманина?

— Тогда пойдем отсюда, мы тебя пока поселим у хороших людей.

Ахмет тихо свистнул, один из молодых людей появился рядом, будто и не отходил, и взял чемодан.

Лидочка с облегчением пошла за спутником Ахмета, но уже через несколько шагов почувствовала такую слабость в ногах, что остановилась и оперлась рукой о стену.

— Нельзя стоять, — сказал молодой татарин, несший ее чемодан.

Лидочке не хотелось признаваться в своей слабости, но она не могла сделать ни шагу. Тогда молодой татарин поставил чемодан на пол, показывая этим, что умывает руки. Обернувшись и увидев это, возвратился Ахмет. Лидочке было стыдно, хоть сквозь землю провались. Но тут она увидела, что в зал вошел и остановился, словно отыскивая взглядом очередную жертву, тот самый скуластый матрос, который отобрал у Андрея портсигар. Карманы его бушлата были оттопырены, и Лидочке даже показалось, что она угадывает в правом кармане очертания портсигара.

— Он, — прошептала она.

Как раз в этот момент матрос обернулся и встретился с ней глазами. На какое-то мгновение их взгляды слились, и Лидочка испугалась, что он прочел ее мысли, но матрос вдруг весело подмигнул ей, и Лидочка непроизвольно улыбнулась ему в ответ — такая у матроса была широкая и открытая улыбка веселого негодяя и пьяницы.

Матрос тут же забыл о хорошеньком личике, увиденном в толчее — не для этого он здесь был, — он был охотником на беззащитную дичь мужского пола.

И как только он выпустил Лидочку из поля зрения, она кинулась к подошедшему Ахмету:

— Это он, Ахмет, миленький, это же он!

— Что с тобой, не волнуйся.

— На нас смотрят, — с осуждением сказал молодой татарин.

— Он отнял у Андрея портсигар. Вон там, в правом кармане!

— Какой портсигар, объясни.

— Когда они схватили и повели Андрея, он отнял у Андрея портсигар, его надо обратно взять.

— Украл, да? — спросил второй молодой татарин, подойдя к ним.

Ахмет смотрел на нее удивленно, и Лидочка прочла в его взгляде вопрос, можно ли говорить о каком-то портсигаре, когда Андрею грозит смерть.

— Это самая ценная вещь! — чуть не кричала Лидочка, которой казалось, что без портсигара Андрей бессилен, никогда не вернется к ней. — Это подарок Сергея Серафимовича!

— В карман положил? — спросил Ахмет.

— Я видела, в правый карман. Ахмет, миленький, у меня есть деньги, сколько хочешь, я все отдам — пойди купи у него портсигар, объясни, что это память об отце…

— Если подойти, — сказал молодой татарин, — то плохо. Он подумает — какой ценный вещь, сразу не отдаст и еще смеяться будет, он пьяный, он русский, я знаю, какой подлый.

— Иса прав, — сказал Ахмет. — Просить нельзя.

— Не просить — купить!

— Попробуем иначе, — сказал Ахмет и обратился к Исе с вопросом по-татарски, тот пожал плечами и тут же пошел прочь.

— Ну что? — спросила Лидочка.

— Ничего, пойдем на площадь. Ты не бойся. Сделаем.

— Может, я все-таки деньги отдам?

— Лида, ты глупый человек, — недобро улыбнулся Ахмет. — Раньше ты мне другом была. А теперь немного с ума сошла.

— Я так волнуюсь за Андрюшу.

— Ты и раньше волновалась, когда мы в Батуме жили. А что? Разве он не приехал? Ты меня знаешь?.. Иди к трамваю.