Клиффорд Саймак - Исчадия разума

– А откуда вы знаете, – не утерпел я, – что это ее корзинка?

– Знаю, и все, – отрезала она. – Не спорь, торгуйся.

Цену уже подняли до трех долларов, я назвал три с половиной, и тут же с дальнего конца комнаты послышалась цифра четыре. Я бросил взгляд в ту сторону – там, прислонясь к стене, рядком стояли три юнца лет по двадцать с небольшим. Обнаружилось, что все трое в свою очередь пялятся на меня и ухмыляются неуклюже, но, как мне почудилось, очень неприязненно.

Рукав дернули снова.

– Давай торгуйся, – настаивала Линда Бейли. – Это младшие Болларды, а третий из Уильямсов. Хулиганье паршивое. Нэнси просто умрет, если ее корзинка достанется кому-то из них троих.

– Четыре пятьдесят, – произнес я не думая, и Джордж Дункан на возвышении подхватил:

– Четыре пятьдесят! Кто скажет пять?.. – Он обращался к троим у стенки, и один из них сказал пять. – Значит, пять, – пропел Джордж. – А может, кто-нибудь даст шесть?

Он смотрел прямо на меня, но я покачал головой, и корзинка ушла за пять.

– Почему ты отступился? – Линда Бейли взъярилась так, что шепот перешел в ржание. – Надо было продолжать, раз начал.

– Еще чего! – заявил я. – Я приехал сюда не для того, чтобы в первый же вечер помешать какому-то юнцу купить корзинку, на которую он позарился. Может, тут замешана его подружка. Может, она намекнула ему заранее, как отличить ее корзинку…

– Да говорю тебе, Нэнси вовсе не его подружка! – Линда Бейли не скрывала своего негодования. – У Нэнси нет никакого парня. Она будет просто оскорблена.

– Вы сказали, это Болларды. Те самые Болларды, что живут на нашей прежней ферме?

– Они, они самые, – подтвердила она. – Старики вполне приличные люди. Но эти их два сыночка! Вот уж навязли в зубах! Девчонки от них врассыпную. На танцах они завсегдатаи, но то и дело грязно ругаются и постоянно пьют…

Я опять бросил взгляд на троицу в дальнем конце комнаты. Они по-прежнему наблюдали за мной, и к их лицам приклеились ухмылки злобного триумфа. Я только что явился в Пайлот Ноб, я был чужак, а они меня обставили, переплюнули в споре за корзинку. Несусветная глупость, если разобраться, но в крошечных поселках, как этот, маленькие триумфы и маленькие обиды часто вырастают в масштабах.

«Боже, – подумал я, – и угораздило же меня напороться на эту Бейли! От нее всегда были одни неприятности, и в этом смысле она ни капельки не изменилась. Вечно совала нос не в свои дела, и уж сунет – добра не жди…»

Корзинки расходились одна за другой, осталось всего несколько штук. Джордж начал уставать, темп торгов снизился. Мне подумалось, что надо бы все-таки купить корзинку. Хотя бы для того, чтоб показать, что я не чужак, а местный, вернувшийся в Пайлот Ноб с намерением пожить здесь, сколько получится.

Я огляделся по сторонам – Линда Бейли куда-то делась. Более чем вероятно, обозлилась на меня и отошла прочь. Однако, едва подумав о ней, я ощутил мимолетную вспышку гнева. Какое у нее было право требовать, чтобы я защищал дочку священника от невинных – а если не невинных, то по крайней мере бесперспективных – ухаживаний какого-то деревенского увальня!

На столе оставалось всего три корзинки, и Джордж выбрал одну из них. По размеру она была вполовину меньше многих проданных ранее и украшена довольно скромно. Подняв ее над головой, он завел очередную арию аукциониста.

В торг включились двое или трое, цена достигла трех с половиной долларов, а я дал четыре. Кто-то от дальней стенки сказал – пять, и когда я взглянул туда, то снова увидел троицу. Они ухмылялись, как мне показалось, с нарочитой злобой, как мог бы ухмыляться клоун, разыгрывающий злобу.

– Даю шесть, – сказал я.

– Семь, – откликнулся средний из троицы.

– Семь! – повторил Джордж ошарашенно, поскольку это была наивысшая сумма, названная за вечер. – Я услышу семь с половиной, а может, кто-нибудь даст восемь?

Какое-то мгновение я колебался. Нет, положительно первые несколько ставок были предложены другими, а не троицей у стенки. Они вступили в торг только после меня. Я понял, что они намеренно издеваются надо мной, и от меня не укрылось, что все присутствующие также это поняли.

– Восемь? – переспросил Джордж, не спуская с меня глаз. – Слышу ли я цифру восемь?

– Не восемь, – ответил я. – Пусть будет десять.

Джордж поперхнулся.

– Десять! – закричал он. – А может, одиннадцать? – Он перевел глаза на троицу у стены. Те ответили мрачными взглядами. – Одиннадцать, – повторил он. – Теперь одиннадцать. Если уж поднимать, то на доллар и не меньше. Даете одиннадцать?..

Одиннадцать ему не дали.

Когда я вышел вперед расплатиться и получить свою корзинку, я покосился в направлении дальней стенки. Троицу как ветром сдуло.

Отойдя в сторону, я вскрыл корзинку. Поверх еды лежала полоска бумаги, и на ней я прочел имя Кэти Адамс.

Распускалась первая сирень, и в вечернем воздухе, сыром и прохладном, ощущался слабый намек на аромат, который через неделю-другую нависнет над улицами и тропинками городка тяжким духовитым облаком. Ветер, налетающий от реки, раскачивал подвесные лампы на перекрестках, и по земле метались полосы света и тени.

– Как я счастлива, что все позади, – сказала Кэти Адамс. – Во-первых, вечер, а во-вторых, и весь учебный год. Но в сентябре я вернусь.

Я присматривался к женщине, идущей рядом, и, ей-же-ей, это была совсем другая женщина, чем та, с какой я столкнулся утром в лавке. Она сделала что-то с волосами и сразу избавилась от облика типичной училки, а кроме того, она сняла очки. «Защитная окраска, – подумал я. – Неужели утром это была мимикрия, сознательная попытка выглядеть именно такой училкой, какую только и может принять здешняя община? Что за жалость, – добавил я про себя. – Дали б ей хоть малый шанс, она могла бы стать просто привлекательной…»

– Вы сказали, что вернетесь, – произнес я. – А куда вы собираетесь летом?

– В Геттисберг.

– В Геттисберг?

– Ну да, в Геттисберг, штат Пенсильвания. Я там родилась, а мои родители и теперь там. Я езжу к ним каждое лето.

– Я ведь был там всего несколько дней назад. Останавливался по дороге сюда. Провел в Геттисберге два полных дня, обошел поле сражения и пытался себе представить, как все это было тогда, более ста лет назад…

– Вы что, раньше там не бывали?

– Всего раз, и притом очень давно. Когда впервые попал в Вашингтон начинающим репортером. Как-то раз я присоединился к экскурсии. Получилось не слишком удачно. С тех самых пор мне хотелось побывать там в одиночку, не торопиться, осмотреть все, что я выберу, заглянуть в каждый уголок и в каждом провести столько времени, сколько мне будет угодно.

– Значит, на этот раз вы были там в свое удовольствие?