Герман Подкупняк - Поиск-85: Приключения. Фантастика

Зиму и весну он пережил в надежде, что война кончится и Василий вернется домой…

Шариков, наконец, собравшись с духом, снова подошел к огромной двери, но вдруг решил на прощанье перечитать самое последнее письмо сына, апрельское. Письмо Шариков получил только позавчера утром и сейчас боялся, что его отберут при аресте.

«Папа, у меня полный порядок, — бодро писал сын. — Правда, лежу пока в госпитале, но чувствую себя в норме и скоро вернусь опять на фронт. Меня наградили орденом Красной Звезды и присвоили звание лейтенанта. Так что по моему аттестату ты теперь будешь получать больше. Фашистов мы обязательно разобьем! Так и скажи всем на нашей улице».

Шариков, подумав, бережно спрятал письмо под стельку ботинка, посидел немного в скверике, потом встал, огляделся по сторонам и решительно зашагал к подъезду управления НКВД.

— Я — немецкий агент, — распахнув дверь и увидев дежурного, громко выкрикнул Шариков, словно боясь, что его не поймут или не услышат.

Решение явиться в НКВД окончательно созрело сегодняшней ночью. Поздним вечером в ставень раздался негромкий стук. Три раза и два. Так всегда предупреждал о своем приходе Сытин. Шариков затаил дыхание, но стук настойчиво повторился.

— Кто там? — хрипло спросил он, выйдя во двор.

— Я пришел за часами, которые вы обещали починить к первому, — ответил за забором незнакомый голос.

— Это… они еще не готовы, — пролепетал Шариков, — но я закончу ремонт при вас.

— Хорошо, я подожду, — уверенно произнес неизвестный.

Шариков помедлил немного, постарался взять себя в руки, понимая, что если выдаст свое смятение каким-нибудь неосторожным словом или жестом, его прирежут без разговоров.

— Милости прошу, — выпалил он, отодвигая засов. — Я уж вас совсем заждался.

Во двор резво шагнул рослый мужчина и, оттеснив Шарикова плечом, сам закрыл калитку.

— В доме есть кто-нибудь?

— Никого, — цепенея от страха, пробормотал Шариков, — один живу.

…Часа через два, уже немного успокоившись, он сосредоточенно смотрел на следователя и рассказывал о том, что заставило его прийти с повинной. Хотя Шариков и сидел сейчас перед чекистами, о которых был наслышан всяких небылиц, в нем не было больше смутного страха и куда-то ушло чувство безысходной тоски и обреченности.

Война, уход в армию сына, сурово изменившаяся жизнь города что-то повернули в психике Шарикова, заставили задуматься над тем, что ему Советская власть, собственно, худого сделала. Хозяйство отцово отняла — это правда, но зато Ваську человеком вырастила. Командиром! И русский человек он, Шариков, на русской земле уродился, а фрицы ему эти, как собаке пятая нога. А Сытина бы встретил — своими руками задушил…

Думал так Шариков длинными одинокими ночами, но в милицию все равно не шел: боялся.

…В кабинет вошел высокий военный с тремя шпалами в петлицах и орденом Красного Знамени на гимнастерке. По тому, как вытянулся следователь, Шариков понял, что это начальство, и, вскочив со стула, машинально поздоровался.

Капитан госбезопасности взял со стола листки протокола допроса и внимательно проглядел их. Потом спросил строго:

— Вы уверены, что этот человек вам поверил?

— Навроде поверил, — подтвердил Шариков. — Я держался, как мог. Даже самогон выставил. А он больно усталый был. Спал на ходу.

Высокий покачал головой и неопределенно усмехнулся.

— Значит, под утро он ушел, назначив вам завтра в девять вечера встречу у вокзала?

Шариков кивнул.

— А он интересовался, почему вы не ответили на письмо из Среднекамска?

— Это он спрашивал, но я сказал, что никакого письма не было. Почте нынче работенки хватает. Могло и потеряться.

— Логично, — секунду подумав, сказал капитан. — Что вы ответили ему насчет Сытина?

— Сказал, что сам в недоумении.

— С Сытиным вы скоро встретитесь.

— Понимаю, — опустив голову, произнес Шариков. — Чего же мне еще ждать…

— Сытина доставят сюда. Мы проведем вам очную ставку, — бросил военный и снял трубку внутреннего телефона.

— Архив. Струнин говорит. Дело Сытина, осужденного в тридцать шестом, и дело об исчезновении секретаря райкома Гвоздева вернуть на доследование в наш отдел.

«Так, — обрадовался Шариков, — попался, гад!»

Струнин положил трубку и, сказав следователю: «Продолжайте работать», вышел.

У кабинета Струнина ждал Радомский. Форма ладно сидела на его худощавой фигуре, и весь облик лейтенанта дышал особой педантичной аккуратностью. Радомский доложил, что всем службам сообщены приметы «визитера», а место жительства Шарикова и часовая мастерская взяты под наблюдение. Запросили и Среднекамск. Оттуда получен ответ: по этому адресу в тридцать втором — тридцать восьмом годах проживали Николай Иванович Демин с дочерью Тоней 1921 года рождения. После смерти отца Антонина Демина переехала в Нижнеуральск, где, закончив педучилище, преподает в начальных классах школы-семилетки.

— Хорошо, Алексей, — одобрительно сказал Струнин. — Шарикова к вечеру выпустим. Хоть он и трусоват, будет лучше, если под нашим надзором завтра на вокзал пойдет он сам. Неплохо бы узнать, что намерен этот «визитер» предпринять дальше.

— Узнаем, товарищ начальник, — слегка возбужденно в предчувствии стоящего дела произнес Радомский. — Никуда он от нас не денется.

Алексей Радомский пришел в органы госбезопасности перед финской войной после окончания Института иностранных языков. Он увлекся чекистской работой, но был нетерпелив и сетовал на то, что начальство поручает ему только неинтересные расследования, где никак нельзя проявить свои лингвистические знания. К чести Радомского надо сказать, что немецким он владел отлично, но, несмотря на это, два раза в неделю брал платные уроки разговорного языка у старенькой учительницы, немки по национальности.

— Не беги галопом, товарищ лейтенант, — хлопнув Радомского по плечу, пошутил начальник отдела. — Что-то больно гладко эта история начинается. Прямо как на блюдечке преподнесли… Если так и дальше пойдет, ты скоро, чего доброго, самого Канариса будешь допрашивать. Вот когда тебе твой немецкий на все сто пригодится.

Тонкое лицо Радомского удивленно вытянулось, но ненадолго. Лейтенант верил, что все пойдет Как надо.

Лунев в диагоналевой парадной гимнастерке с двумя орденами и медалью «XX лет РККА» на груди, прохаживаясь по тесной комнатке аппаратной, диктовал текст телеграммы.

Четко стучал СТА, подвластный уверенным движениям молоденького красноармейца.

«…Отступлений от технологического процесса, утвержденного Наркоматом вооружения, при производстве 45-миллиметровых пушек не установлено. Орудия, предназначенные для комплектования 103-го и 105-го артполков, согласно Вашей директиве от 1.5.1942 года, испытаны вторично. Несоответствия требованиям технических условий не обнаружены. В настоящее время заканчивается формирование 112-го артполка. Старший представитель ГАУ завода 29 полковник Лунев».