Виктория Гетто - Волк. Юность.

— Вечером наш караван уходит обратно в столицу.

— Понятно.

Тяну я.

— Тогда — прощайтесь. Я оставлю вас одних.

— Одну минуту, сьере граф. Вы не назвали цену.

— Чему?

Не понимаю я, и Лиэй терпеливо объясняет:

— Я знаю, что за всё в жизни приходится платить. Мои девочки… Сёстры… Им нужно когда — нибудь выходить замуж. Потребуется приданное. Если вы становитесь их сюзереном, то все эти тяготы и расходы лягут на вас, сьере граф.

— И что?

Я по-прежнему не понимаю молодую женщину, хотя её слова начинают меня настораживать. Дель Хаари краснеет, потом всё же произносит:

— Попрощаться мы успели заранее. На всякий случай. И я готова… Оставшееся до отъезда время… Провести с вами, в вашей постели. Выполнить все ваши пожелания и прихоти. Всё, что вы пожелаете. Потому что у меня больше ничего нет. Кроме тела. И если оно вас по прежнему привлекает, то я согласна…

…Я медленно поднимаюсь со стула, сжимая кулаки:

— Будь вы мужчиной, Лиэй, я бы ударил вас не раздумывая ни мгновения! Я не стану отказываться от своих слов — ваши сёстры принесут мне вассальную клятву и станут моими подданными и членами моего отряда. Вас же, доса дель Хаари, я не желаю больше видеть. Никогда. Прощайте.

…Она что — то пытается сказать в своё оправдание, вымолить прощение, но поздно. Так ещё в душу мне никогда не плевали! И я выхожу из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Слуга возле неё с удивлением смотрит на меня:

— Мне нужен десятник моей охраны. Пусть придёт в мою комнату.

Парнишка кивает и исчезает в коридоре. Иду к себе. Усаживаюсь у распахнутого окна и смотрю на суетящийся двор. Жизнь в городке и фактории кипит ключом. Это же последний торговый центр на границе империи…

— Сьере граф?

Дверь открылась бесшумно, а я слишком увлечён своими переживаниями. Явился мой солдат, застыл по стойке 'смирно', как полагается, головной берет, обязательный к ношению, под погоном на левом плече.

— Пойдёшь с парнем, он покажет. В комнате три женщины. Одна замужняя и две соплячки. Заберёшь молодых, определишь их в отряд. Назначишь наставника из старших. Никаких поблажек, полный курс молодого бойца.

— Кто они, сьере граф?

Кривлюсь:

— Старые знакомые. Надо их вытащить из империи, и другого способа на данный момент нет. Естественно, что в бой их не пошлёшь, но чтобы хотя б обузой не были.

— Будет исполнено, сьере граф.

Отдаёт честь, уходит вслед за слугой. Однако, парень умный, хотя и не фиориец. Но и не рёсец. Неизвестное мне племя. Кожа смуглая, нос с горбинкой. Не горец и не тушурец. Откуда из дальних земель, похоже. Из тех военных сирот. Ладно, нечего забивать себе голову. Вижу, как мой десятник пересекает двор, за ним семенят обе сестрёнки-близняшки с тощими пожитками за спиной. Воин усаживает их на свободных лошадей, на удивление, девчонки занимают места в сёдлах довольно ловко. Хотя и по-женски. На одну сторону. Ничего. В лагере их переоденут и быстро вышибут дурь из голов.

— Сьере граф, графиня дель Хаари желает попрощаться с вами.

— Скажите досе, что меня для неё нет. Никогда и нигде.

Делаю нетерпеливый жест, и парень исчезает. Из — за дверного полотна доносятся голоса. Но слов не различить. Больше у меня нет ни капли любви к Лиэй. Ни единой. Только обида и злоба. А так же ещё одно непонятное чувство, то ли отвращение, то ли досада. Дверь открывается, парень вновь докладывает:

— Графиня ушла, сьере граф.

Облегчённо вздыхаю.

— Хвала Высочайшему! Пусть мне подадут натту.

Парнишка мнётся:

— Сьере граф, может, нормально поедите? А то с утра на ногах, а кроме натты ничего во рту не было.

Улыбаюсь:

— Ты, прямо, как моя матушка — сынок, ты покушал? Ты не голодный? Смотри, какой вкусный кусочек!

Слуга краснеет, потом бормочет:

— Сьере граф, я же из уважения. Вы для нас просто легенда.

— У кого, у вас?

Смотрю на его реакцию, и вижу, что парнишка совсем смутился. Тем не менее, тихо отвечает:

— У нас, у простых людей, сьере граф. Не бывало ещё такого, чтобы владетель к своим сервам относился, как к людям.

Моя бровь ползёт вверх — однако… А слугу вдруг словно прорвало:

— Вы людей бережёте, зря не наказываете, даёте им возможность зарабатывать, а главное — что в ваших владениях закон для всех един…

— Dura Lex Sed Lex.

Он, естественно, не может знать латынь. Но чеканные слова, сказанные на неведомой речи, заставляют его застыть на месте:

— Закон суров, но это закон. Он и должен быть един для всех. Что для простого народа, что для аристократа. Тем более, что если ты настоящий лорд, то должен и обязан беречь своё имущество. А что представляет из себя любое владение? Что самое большое богатство любого лорда? Не золото, и не серебро. И не драгоценные камни. Люди. То, как к тебе относятся, как ты к ним… Если лорда любят и уважают, то поддержат и помогут в трудную для него минуту. А если ненавидят и боятся, то предадут, не задумываясь, в надежде, что новый хозяин окажется лучше прежнего. Запомни это, юноша.

Хлопаю его дружески по плечу и выхожу из комнаты. Парнишка прав — неплохо бы действительно перекусить нормально. В желудке урчит.

Следующее утро начинается для меня с того, что в мою комнату с воплями вломилась дочка императора. Её истошные крики предназначались, разумеется, не мне, а тому самому парнишке-слуге, который мне понравился за смекалку. Правда, при виде меня, ещё лежащего в постели, девчонка осёклась и начала краснеть. Что она, мужиков что — ли не видела? Ну, в штанах. Ну, голый торс… Осмотрелся даже от неожиданности — нормально выгляжу. Есть пара шрамиков, да и те старые. Кожа бронзовая, от летнего загара. На зарядку то, и пробежку, с голым торсом положено, вот и загорел.

— Чего надо?

Как говорится: а в ответ — тишина. Хвала Высочайшему, парень, на которого орали, сообразил и быстро брякнул на рёсском мой вопрос. Тут и принцесса очнулась. Отвернулась к двери, быстро протарахтела фразу. На мой вопросительный взгляд слуга перевёл:

— Она видела в расположении вашего отряда двух молодых девушек, сьере граф.

Киваю в знак согласия.

— Есть такое.

Снова тарахтение зубодробительного для фиорийца наречия, и почти синхронный перевод:

— Она возмущена, что вы держите публичных женщин столь открыто. Это оскорбляет её зрение и слух, сьере граф.

…Твою ж Ымпову мать налево и направо! Вот дура! И ведь что удивительно — не блондинка. Волосы у неё, как смола, чёрные…

— Объясни ей, что там не публичные девицы, а добровольно вступившие в мой отряд благородные дамы, которые хотят учиться военному делу и пожелали принести мне клятву верности.

…Глаза парнишки округляются. Он в трансе. Медленно тарахтит в ответ, и узкие глазёнки желтокожей становятся такими же круглыми, как у фиорийцев. Короткая пауза, потом следует запальчивая фраза, и короткий перевод: