Олег Дивов - Дама с собачкой

Я слушала с подобающим случаю грустным выражением лица. Интересно, что Куруги понимает под сохранением останков?

– Все урны до сих пор у меня на базе. Их никто не требовал. Я каждый год, инспектируя базу, посылал сообщения Мимору – он отвечал, что родственники отказались забирать урны. Что, все? Да, ответил Мимору. Честно говоря, я просто не знал, что у него там происходит, узнал только сейчас. Если бы я служил под его началом, то вызвал бы на дуэль за такие поступки. Это низко и подло, мы ведь офицеры. Сейчас я просто отправлю все урны по адресам семей. Это самое малое, что я могу и обязан сделать. Раз генерал Мимору не позаботился, я позабочусь. И я подам рапорт непосредственно министру. Я добьюсь, чтобы герои получили свои награды.

– Это будет справедливо, – тихо сказала я.

– Да. Мисс ван ден Берг, куда будет удобней отправить урну с прахом вашего брата? Вам или же вашим родителям? Или вдове вашего брата?

– Родителям.

– Хорошо. Я отправлю завтра. Сегодня я поручу своему заместителю провести официальную проверку и идентификацию и завтра отправлю. В досье вашего брата указано, что его религиозные убеждения позволяют кремацию. Мы кремировали его, разумеется, с сохранением некоторых тканей в соответствии с Уставом. В урне хранится пепел, капсула с личными вещами: сопряженный браслет, обручальное кольцо, личный жетон, прядь волос и два срезанных ногтя для идентификации. Кроме того, в урне контейнер с тремя запаянными ампулами, внутри которых в консервирующем растворе хранятся внутренние органы: сердце, печень, почки.

– Зачем? – удивилась я.

– А у вас такого не было? – в свою очередь, искренне удивился Куруги. – У нас обязательно. Кремируя тело, мы оставляем эти органы, показывая, что они не были использованы для пересадки. Конечно, это не касается случаев, когда в досье у человека прямо указана желательность передачи частей его тела в банк органов. У вашего брата такой отметки не было. Кроме этого, я распорядился положить в урну контейнер с пулями, извлеченными из тела вашего брата. Это – сыну. Четырнадцать пуль. Его изрешетили. Насколько мне известно, он с тремя ранениями продолжал вести бой. Отдельно я передаю вам парадную форму Кристофера с его наградами. Да, мы обязаны уничтожать одежду, но я подумал, что вам захочется иметь такую память. Одежда продезинфицирована. Если бы спросили меня, я бы отдал и пистолет, но, к сожалению, владение этой моделью не разрешено для гражданских лиц. Если ваш племянник вырастет и захочет связать свою жизнь с армией, я изыщу способ передать ему пистолет отца. Я или мои преемники. Обещаю.

– Благодарю вас, сэр.

– Ну что вы, мисс ван ден Берг, зачем так официально… – Куруги явно был доволен. – Простите, если я задену кровоточащую рану… Я видел в записи, что Ада стреляла в вашу собаку. Мне сказали, у вас был киборг. Как он чувствует себя сейчас?

Это кто ж тебе сказал, что у меня киборг, подумала я. В записи расслышал? Ну тогда бы и сослался на запись. Не верю. Скорее всего, было наоборот: сам ты сказал про киборга Аде, покойнице. Мол, проверь, шести пуль наверняка хватит.

– Собаку не удалось спасти, – ответила я холодно.

– Боже, какая жалость… Очень красивое животное. Мисс ван ден Берг, поймите меня правильно. Для меня животные как младшие дети. Наверное, иначе я никогда не заинтересовался бы киборгами. Киберначинка дает нашим младшим новые возможности и дополнительные годы жизни, крепкое здоровье. Я… простите, я совершенно посторонний для вас человек. Но… примете в подарок другую собаку? Она снимет вашу боль. Опытные собаководы говорят: лучший памятник ушедшему другу – новая собака.

Я прикрыла глаза, словно вот-вот расплачусь, даже сглотнула.

– Спасибо, сэр… вы так добры. У меня есть еще собаки. И остались щенки моей Васи. Ее поздно трансформировали, она была киборг для спорта и для дома, для души. В сущности, просто красивая собака. И до трансформации она успела родить щенят. Наверное, я не буду трансформировать их. Пусть просто живут и радуют меня. А Васю никто заменить не сможет. Спасибо, что сочувствуете мне, но…

– Я понимаю, – очень мягко и тактично сказал Куруги. – Просто хотел немного смягчить ваше горе. Я заподозрил такой исход, подобные раны смог бы перенести только настоящий сибирский киборг, и то далеко не каждый. Что ж… Но если надумаете, вас будет ждать самый обворожительный пес «Энимоушен».

Он попрощался и отключился. Я заглянула под стол:

– Эй, ты, сволочь рыжая! Слыхала, я тебя только что похоронила? Вот еще раз рыкнешь на меня – похороню по-настоящему и поменяю на энимоушеновскую собаку. Ясно?!

Стук-стук хвостом по полу.

Василиса заложила купированные уши и состроила умильную мордашку.

Потом уронила голову мне на колени и улыбнулась во всю пасть.

– Сволочь, – повторила я, сдаваясь. – Подлиза.

Когда пришел Август, я сидела на полу и чесала собаку за ушами, а псина блаженно жмурилась.

Спать мне опять пришлось у Августа, потому что Василиса определенно сошла с ума. Вечером она приперлась в мою комнату, как к себе домой, и полезла на кровать. Управляющее кольцо не дало эффекта: Василиса перестала слышать сигнал. Тогда я спихнула ее, она зарычала и снова полезла. Я молча встала, принесла ведро воды и вылила на собаку. Она взвизгнула и забилась под кровать. Я сходила за Августом, он переставил кровать, чтобы вытащить псину. Василиса попыталась уползти, он схватил ее за что пришлось – а пришлось за шкуру на крупе. Чертова тварь цапнула его. Да, всего лишь обозначила укус передними зубами, но клочка кожи на кисти как не бывало. Август хладнокровно ухватил Василису за ошейник, поднял так, что задние лапы у нее болтались в воздухе, и шваркнул об пол с переворотом спиной. Василиса, однако, не вняла. Она еще лапами помахала и зубами пощелкала. В конце концов Август выгнал ее на балкон и там запер. А мне сказал, что здесь я отдохнуть не смогу. В лучшем случае собака будет голосить всю ночь. Но вообще-то, скорей всего, она вынесет хлипкую дверь и спать мне не даст.

Утром я нашла Василису на кровати. Как ни странно, она позволила надеть ошейник с цепью и намордник. И даже в транспортировочной клетке вела себя пристойно. А доктору Оливи радостно помахала хвостом. Я пожаловалась на поведение собаки.

– Может быть, она мстит мне и за ранение, и за лечение. Я слыхала, собаки наказывают владельцев за неприятные процедуры. А может быть, у нее воспаление в ранах, ей больно…

Доктор Оливи скептически усмехнулась:

– Да-да, у нее воспаление, конечно. Воспаление хитрости. И обострение наглости. Мисс Берг, собаки не мстят и не наказывают по прошествии времени. У них несколько иной менталитет. Они наказывают только в момент совершения действия. То, что происходит у вас, называется очень просто: избаловали собаку. Вы ее жалеете? Жалеете. А она чувствует. И считает, что ей сойдет с рук все. Вот и наглеет.