Евгений Гаркушев - Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)

Я до сих пор прихожу в бешенство, когда думаю о том, что случилось одиннадцать лет назад. О том, что моя страна сгорела в огне. Потому что человек, которого я любила, не сумел мной пожертвовать. Он предпочел пожертвовать собой, и жертва эта оказалась напрасной. Он не был рожден, чтобы убивать. И чтобы любить – не был. Он не сумел убить, мой человек из СССР. Так же, как не сумел дать мне счастье и не сумел дать его Лауре.

Мы с Лаурой живем в его доме, под Ленинградом, в России, откуда он родом. Дом достался нам по завещанию. Оно было в том конверте, который я отвезла полковнику.

Я хотела убить Лауру. Сначала, когда узнала, кем она ему была. Потом, когда узнала, что она носит ребенка. Того, которого должна была носить я.

А потом, когда нянчилась с ней, высохшей от жестокого токсикоза, когда сутками просиживала у ее постели в больнице и думала, что не уследила, не уберегла – хотела убить себя.

Я больше не хочу убивать. У меня растет сын. Ее сын – наш общий с ней ребенок. Родившийся вопреки гибели второй от Солнца планеты, вопреки всему.

– Мама Грета, – говорит Олег и смотрит на меня такими же глазами, какие были у него. У моего человека из СССР.

Караван, шедший к Марсу, был невелик. Шесть советских грузовых транспортов, малый крейсер «Маршал Ахромеев» в качестве флагмана плюс сборный конвой – пара кубинских корветов, гэдээровский фрегат «Роза Люксембург» и старенькая база истребителей «Партизан Джурич» под флагом Югославии.

Лейтенант Вентухов следовал на Марс на «Ахромееве». С Плесецка туда вскоре должен был отправляться армейский челнок. Точно из такого же челнока сейчас выносили раненых, доставленных с госпитального корабля «Академик Вишневский». Вентухов сидел за столиком в небольшом ресторанчике, пил индийский растворимый кофе и хорошо видел сквозь панорамное окно, как их перегружают на санитарные платформы. По идее, каждому раненому полагалась специальная капсула – герметичная, с системой жизнеобеспечения и абсолютной стерильностью внутри, но сейчас их попросту перетаскивали на носилках. Многие ковыляли сами, поддерживаемые медиками. Раненых было много.

– Не хватает, – громко сказал капитан-десантник, присаживаясь за столик.

– Простите?! – не понял Вентухов.

– Не хватает, говорю, капсул, ля, – повторил капитан, с треском сворачивая пробку с бутылки «Столичной». – Я же вижу, о чем ты задумался. Водку будешь?

Вентухов пить не хотел, потому что и без того не слишком хорошо переносил челночные перелеты, но отказываться не решился – уж больно дружелюбным и в то же время угрожающим выглядел капитан.

– Буду, – кивнул Вентухов.

– Молоток, – обрадовался капитан и налил по половине стакана. – А твое пиво, ля, на запивку пойдет.

Вентухов с сомнением посмотрел на ополовиненный бокал «Жигулевского». Без закуски, значит.

– Давай за знакомство, – предложил капитан, поднимая свой стаканчик. – Меня Витя зовут. Витя Глухов, ля.

– Сергей, – представился Вентухов.

Они беззвучно чокнулись, капитан умело проглотил водку, фыркнул и заметил:

– На Марсе наркомовские хуже, ля. Или тыловики бодяжат. Эти крысы, ля, на всё способны. Отливают себе в канистры, потом продают или меняются друг с другом на барахло…

– А вы… А ты давно оттуда? – осторожно спросил Вентухов, только сейчас разглядевший на груди Глухова ленточки ордена Красного Знамени, двух «Звездочек» и медали «За отвагу».

– Позавчера, – мрачно сказал капитан и отхлебнул глоток из пивного бокала. – В отпуске, ля. Отдыхаю. Воин, бывший на часах, отдыхает, сняв мундир, в неглиже.

Видимо, Вентухов посмотрел на него несколько странно, потому что капитан добавил:

– Козьма Прутков, ля. Был такой поэт лет двести назад.

– А-а… – Вентухов помолчал. – А чего здесь застрял?

– Я сам-то из Чернигова. А тут у меня баба, ля. Врачиха, специалист по регенерации конечностей. Сейчас на дежурстве в транзитном госпитале, ля, вот я и вышел освежиться. Ну и позырить, вдруг кто знакомый попадется, туда-сюда постоянно летают. А ты, видать, шаттл ждешь?

Шаттлом космические челноки называли теперь редко, гнушаясь враждебного американского слова.

– Ага, челнок, – не став играть в конспирацию, сказал Вентухов. Не шпион же, в самом деле, этот симпатичный капитан. – Я после училища.

– По роже видно салабона, – заметил Глухов, вновь разливая водку. – Пехота, ля… Да ты не обижайся, Серый. Я ж по-доброму. Какое училище?

– Минское.

– У меня кореш был из Минского, – оживился капитан. – Саня Богораз, ля… Не знаешь такого?

– Не знаю, – развел руками Вентухов. – Он же, наверно, раньше меня закончил?

– Наверно, раньше. Его два года назад убили при штурме Инкермана, ля.

Инкерманом называлась большая база сепаратистов, которую два года назад так и не взяли, понеся огромные потери. Вентухов помнил, как на занятиях подполковник Шереметьев объяснял, почему это произошло и какие ошибки допустило командование. Он же сказал, что генерал-полковник Цховребов, руководивший операцией, застрелился. После этого на Шереметьева наехал училищный замполит Носов, обвиняя в пораженчестве и дискредитации линии партии. Шереметьев – Герой Советского Союза, инвалид с пересаженными ногами – удержался на должности, но откровенничать с курсантами больше себе не позволял.

– Назначение куда получил? – продолжал тем временем капитан.

– Новый Ярославль.

– А, ля, седьмая мотострелковая… На взвод?

– На взвод.

– Тяжеловато тебе придется, Серый, – заключил капитан. – Взводный нынче, как в Великую Отечественную, недолго живет… Выпьем за удачу, ля, чего водка греется… Мне на Марс еще через две недели, может, встретимся, ля, если бог так рассудит.

Они выпили. Лейтенант, понимая, что хмелеет, посмотрел на часы. До регистрации на челнок оставалось меньше часа.

– Давай по третьей, – сказал бдительный Глухов, – и вали на посадку, ля. Пока обшмонают, пока то да се… Достали, суки, ля. Как будто я туда «Мону Лизу» хочу отвезти. У тебя, кстати, бухло с собой есть?

– Есть немного в чемоданчике.

– Сколько?

– Бутылка бренди. «Слнчев бряг», болгарское.

– А, это можно. У летех и капитанов не изымают до литра, ля.

Капитан разлил «Столичную», они выпили по третьей, попрощались. Вентухов пошел регистрироваться, а Глухов остался сидеть за столиком, мрачно глядя на продолжавшуюся разгрузку раненых.

Вопреки ожиданиям, регистрация на челнок прошла быстро – даже не осматривали личные вещи, только спросили, нет ли чего запрещенного. Рядом куда серьезнее проверяли солдат-стройбатовцев, изымая запрятанное спиртное и вообще всё, что не входило в список разрешенного к провозу на Марс в солдатских вещмешках. Лейтенант обратил внимание на то, что большинство солдат были откуда-то из Средней Азии. Командовал ими полноватый старлей, излишне суетившийся, шумевший и раздающий налево и направо подзатыльники и поджопники. Солдаты не особенно сетовали, лопоча по-своему и озираясь. Наверное, в первый раз в космопорту…