Фредерик Браун - Сборник рассказов

Как ни странно, серьезных последствий случившееся почти не имело.

Люди стали относиться к звездам с большей нежностью, но доверяли им меньше.

Роджер Пфлюггер вышел из тюрьмы и женился на Элси. Сиэтл произвел на профессора Милтона Хейла самое приятное впечатление, и он поселился там навсегда. На расстоянии в две тысячи миль он впервые в жизни рискнул показать нос своей старшей сестре Агате. Жизнь его стала гораздо приятнее, но есть основания опасаться, что его новые книги будут теперь появляться гораздо реже.

Остается упомянуть об одном прискорбном факте, который наводит на грустные размышления. Факт этот столь же унизителен для нашей гордости, сколь и многозначителен.

За те два месяца и восемь дней, пока передатчик Снивели еще действовал, спрос на мыло Снивели возрос на 915%!

Пер. Л. Этуш

Мышонка Митки в ту пору еще не называли Митки. Он был обыкновенным мышонком и вместе с другими мышатами жил под половицами в доме знаменитого герра профессора Обербюргера, который когда-то приводил в восторг Вену и Гейдельберг, а затем бежал от безмерного восхищения своих влиятельных соотечественников. Безмерное восхищение вызывал не сам герр Обербюргер, а некий газ: побочный продукт неэффективного ракетного топлива, он с большим успехом мог быть использован и для других целей.

Конечно, дай профессор правильную формулу, он бы... впрочем, так или иначе профессору удалось бежать и поселиться в Коннектикуте, в том же доме, что и Митки.

Маленький серый мышонок и невысокий седовласый человек. Ни в том, ни в другом не было ничего необычного, особенно в Митки. Он обзавелся семьей, любил сыр и если бы среди мышей водились ротарианцы [Rotarian Club - один из наиболее распространенных международных клубов бизнесменов, где все вопросы решаются за круглым столом], Митки примкнул бы к ним.

Герр профессор отличался некоторыми странностями. Поскольку он был убежденным холостяком, ему не с кем было разговаривать, кроме как с самим собой, и обмен мнениями во время работы с таким замечательным собеседником доставлял герру Обербюргеру массу удовольствия. Как мы узнаем позже, это оказалось очень важным для Митки: он обладал превосходным слухом и все ночи напролет слушал профессорские монологи.

Конечно, он не улавливал их смысла, и, наверное, профессор казался мышонку большой шумливой сверхмышью, которая чересчур много пищала.

- А тепер, - говаривал ученый, - мы с вами будем видет правильность обработка трубка. Это проявится в предель одна тысячная дюйм. Ах-ха-ха, пр-ревосходно! А тепер...

Так проходили дни, ночи, месяцы. Поблескивающая конструкция постепенно обрастала новыми деталями, и вместе с ней нарастал блеск в профессорских глазах.

Машина, сплошь пронизанная проводами, точно человеческий организм - кровеносными сосудами, была около трех с половиной футов в длину. Собранная на временной раме, она стояла на столе посреди комнаты.

Профессор и Митки жили в доме из четырех комнат, но, казалось, герру Обербюргеру это было невдомек. Поначалу он собирался использовать большую комнату только как лабораторию, но вскоре понял, что гораздо удобнее спать тут же в углу, на койке (если он вообще когда-либо спал), и готовить незатейливую пищу на той же газовой горелке, на которой плавились золотистые зернышки TNT. Этот опасный суп профессор солил, заправлял необычными приправами, но никогда не ел.

- А тепер мы наливайт это в трубки и видим: если первый трубка взорвет второй, когда первый трубка...

В ту ночь Митки уже почти решил переселиться с семьей в более надежное жилище, которое бы не раскачивалось и не пыталось сорваться с фундамента. Но все же Митки так и не покинул этот дом, потому что перед ним здесь открылись дополнительные возможности.

Всюду появились новые мышиные норки и - о счастье! - большая щель в стенке холодильника, где профессор наряду со всяким добром держал и продукты.

Конечно, трубки были размером не толще капиллярных сосудов, а то бы дом вокруг мышиной норки уже исчез. И конечно, Митки не мог ни предугадать, что произойдет, ни понять профессорский английский (впрочем, как и любой другой вариант английского), иначе он бы не позволил себе соблазниться даже щелью в холодильнике.

Для профессора то утро было настоящим праздником.

- Топливо работаль! Второй трубка не взорваль! И первый всасывайт! И она более мошный, и будет много свободный место для отсек.

Ах, да, отсек! Вот тут и появился Митки. Сказать по правде, профессор еще не знал об этом; он просто не ведал, что Митки живет на свете.

- А тепер, - говорил он своему обожаемому слушателю, - нужен комбинаций, чтоб топливный трубка работаль в режиме противотока.

Вот тут-то взгляд профессора впервые остановился на Митки. Точнее, он уставился на пару серых усиков и черный блестящий носик, высунувшийся из дыры в плинтусе.

- Ну и ну! - сказал ученый, - кто это к нам пошаловаль? Митки-Маус собственная персон. Как, вам будет угодно совершийт путешествий на следующая недель? Ну, будем посмотрет.

Когда профессор послал в город за продуктами, он заказал не мышеловку, чтобы убить мышонка, а обыкновенную клетку из проволоки. Как только ее установили, острый носик Митки почуял запах сыра, положенного в клетку, и так из-за своего носика мышонок добровольно сдался в плен.

Нет, такой плен не назовешь тягостным. Митки был уважаемым гостем. Профессор водрузил клетку на стол, где он по большей части работал, и в изобилии проталкивал сыр сквозь решетку. У профессора теперь был собеседник.

- Понимайт, Митки, я хотель посылат за белый мышь в лабораторий в Хартфорд, но зашем я должен это делайт, когда есть ти? Я уверен, ти умней и здоровей и лутше будешь сам чувствоват долгий путешествий, чем лабораторный мышь. Ах-ха, ты покачиваль усики, это знашит - да? Нет? И ты привык темный норка и меньше будешь страдайт глаустрофобия, а?

И Митки жирел, и чувствовал себя счастливым, и даже не пытался выбраться из клетки. Боюсь, что он забыл и о покинутой им семье. Правда, он знал, если он вообще что-либо знал, что о них ни в малейшей степени не стоит беспокоиться. Во всяком случае, пока профессор не обнаружит и не залатает дыру в холодильнике. А голова профессора была занята отнюдь не холодильником.

- А тепер, Митки, мы будем поместить этот стабилизатор вот так. Он будет работайт для приземлений в атмосфер. Он и вот эти, я полагай, благополушно и не отшен быстро будут тебя опустит, и твой головка не будет болит от удар.

Разумеется, Митки не уловил зловещих интонаций этого "я полагай", потому что он вообще не уловил смысла этих слов. Как уже упоминалось, он не знал английского языка. Во всяком случае, в то время.