Генри Олди - Вожак

Уборщица мыла пол.

С точки зрения обер-центуриона Тумидуса, пол был стерилен. Но Марк еще в детстве выяснил: представления мужчин и женщин о чистоте отличаются радикально. Его поразило другое: женщина мыла пол тряпкой . Он перевел взгляд на санитарную панель: система самоочистки помещений дремала в режиме ожидания. Психологический эксперимент Лепида? Доктор решил создать астланам привычные для них условия, боясь травмировать хрупкую варварскую психику?

Что ж, здравое зерно в этом есть.

– Где доктор Лепид?

Уборщица замерла, словно пытаясь сообразить, что ей сказали. Миг, другой, и женщина неопределённо махнула рукой:

– Там.

– Где – там?

– Там…

Она обернулась через плечо:

– Марчкх?

– Изэль?! Что ты здесь делаешь?

– Пол мою, – разъяснила очевидное астланка. – Манойя сок разлил…

– Какого беса?! Сам разлил, пусть сам и моет. Ему, бездельнику, полезно. И вообще, тут система самоочистки есть.

– Система?

– Погоди… На каком языке мы с тобой разговариваем?

– На нашем.

– На каком ещё нашем?!

– На астланском. Ты когда вошел, я тебя не поняла. Только и разобрала: «Лепид». Думала, кто-то доктора ищет.

– Ты же мне ответила!

– Ничего я тебе не ответила. Слово «там» простое, я его в первые дни выучила. Скажешь: «там» – они и отстанут, или уйдут искать…

Она наконец поднялась с пола и теперь мялась перед Марком, не зная, куда деть мокрую тряпку.

– Брось, – велел Марк. – Да, на пол. Брось немедленно!

Шагнув к панели управления, он тронул сенсор.

– Ой! – Изэль подпрыгнула. – Пол шевелится!

– Так надо, – Марк с трудом удержался от улыбки. – Это и есть система самоочистки. Умоляю, не спрашивай, как она работает. Лично я знаю три умных слова: «диффузное», «микро» и «там».

– Я чувствую себя дикаркой…

– Как наши пленники? – перебил её Марк.

Он вздрогнул, сообразив, как опасно прозвучало сейчас слово «пленники», вздрогнул ещё раз от двусмысленности слова «наши» – и заторопился, зачастил, пытаясь сгладить натянутость ситуации:

– Им лучше? Манойя буянит, соком полы поливает?

Астланка не поддержала иронию:

– Это ты придумал?

– Что?

– Освободить нас?

Она наморщила лоб, вздохнула и поправилась:

– Освободить их?

– Я, – не стал отпираться Марк. – Но ведь подействовало?

– Да…

Изэль кивнула с таким видом, словно сомневалась: подействовало или нет? Она хотела продолжить расспросы, но Марк опередил астланку:

– Отставить разговорчики! Ты сегодня обедала? Моя мама утверждает, что уборка нагоняет волчий аппетит. Я приглашаю тебя в ресторан.

Он окинул взглядом Изэль: Великий Космос! Халат, косынка… И запоздало поинтересовался:

– Тебе есть во что переодеться?

Покидая комнату лейтенанта, Марк обернулся на пороге. Молодцы, отметил он. Вняли Белому Страусу.

Круглый стол исчез, заменён квадратным.

Маркиз Ван дер Меер улыбнулся:

– Славный мальчик. Однажды Помпилия получит удачного генерала.

– Удачливого?

– Я сказал то, что сказал. Игра словами – не мой конёк.

Пальцы Белого Страуса резко сжались на высоком стакане с водой, выказывая недюжинную силу. Будь стакан менее прочным, разлетелся бы на осколки, забрызгав летний костюм маркиза. Жест, в котором сквозила нервозность, противоречил улыбке: задумчивой, безмятежной. Белому Страусу не нравилось, что его, эксперта, используют в качестве осведомителя, и он не стеснялся демонстрировать своё раздражение Бруно Трааверну, представителю Ларгитаса в Совете Лиги.

– Ну и хватит о нём, – Бруно оказался понятлив. Доклад маркиза был выслушан в молчании, теперь настало время беседы. – Говорите, пирамида и бой на копьях? Чёртовы энергеты! Самый идиотский фарс у них может иметь самые фатальные последствия… Итак, Марк Тумидус покидает сцену, мы же остаемся. Акт второй, явление третье. Как вам наша маленькая интрижка с Великой Помпилией? По-моему, разыграно с блеском…

Парк, разбитый на территории ларгитасского представительства, был выдержан в сякконском стиле. Пруды, беседки, россыпи камней. Мостики дугой, узловатые деревца на вершинах рукотворных скал. Впрочем, истинный сякконец при виде этого шедевра ландшафтных дизайнеров и бровью бы не повёл – что на Сякко, как известно, означало высшую степень насмешки. Копия страдала болезненной симметрией там, где в оригинале царила элегантная асимметричность; копия блестела вечной, технологически обоснованной юностью, тогда как оригинал, выказывая приметы возраста, дышал грустью увядания; в копии процветала ясность, ответ на любой вопрос, в оригинале же царствовал дух «тёмной прелести» – намек, умолчание, тайна.

– Вы заранее договорились с Титом Флацием? – спросил маркиз. Он бывал на Сякко и полагал, что дизайнеры не зря ели свой хлеб с маслом. Реформа сякконской эстетики, проведеная на уровне принципов, много говорила гостям представительства об основах политики Ларгитаса. – Я знаком с ним. Флаций – солдафон лишь тогда, когда это ему выгодно. Едва он начал злить Совет, я понял, что это ваша подсказка.

– Моя, – согласился Бруно. – Я рекомендовал Титу сперва хорошенько плюнуть в зал. Из всех, знаете ли, бортовых орудий. Тит согласился, и согласился с удовольствием.

– О да, с преогромным…

Маркиз вспомнил доклад помпилианца. Имперский наместник топтался на обоих предложениях – консервации и уничтожения Астлантиды – с грацией штурмового танка, утюжащего руины хибары, где засели стрелки-смертники. Под гусеницами Флация камень превращался в щебень, живые люди – в мясной фарш, а доводы и аргументы – в ерунду, не заслуживающую внимания. Доведя слушателей до точки кипения, выбрав до миллисекунды грандиозную паузу, в течение которой «проклятого рабовладельца» расстреливали бешеными взглядами и возмущенными репликами, Тит Флаций расхохотался, чем привел Совет в восторг – дипломаты умели ценить чужую игру – и перешёл к главному.

– Технологизация, – Бруно сделал глоток вина: густого, красного, как закат над бухтами Герендика. – В наших устах эта идея прозвучала бы вызовом. Её отвергли бы с порога, без должного анализа. Ларгитас хочет перевести Остров Цапель на технологические рельсы? Жаждет изменить природу астлан, покуситься на итог многовековой эволюции? Ату его! Учёная братия ненавидит энергетов, ларгитасцам дай волю – они и до брамайнов доберутся, и до вехденов… Такое заявление, озвучь мы его первыми, было бы равносильно демаршу Помпилии, желающей взять всё население Астлантиды в рабство. Дразнить гусей – привилегия дураков! А так интрига завершилась идеально. Флаций превзошел сам себя: минусы в его изложении выглядели жалкими, плюсы – грандиозными…