Морис Сантос - Тсантса

В следующий раз, когда мы встретились с Элис, я сказал, что понял, как я был неправ, и что должен извиниться перед ней. Я просил ее, если она даст согласие, стать моей женой.

- Вы нездоровы, - ответила она во второй раз. - Разве вы не счастливы от того, что свободны, что вас не связывают брачные узы?

Что касается меня, мне бы не хотелось быть этим скованной. Ничто так не дорого, как свобода.

Итак, значит, я ошибался. Элис не затаила на меня обиду из-за наших отношений. Но это, однако, может скомпрометировать ее.

Правильно я поступил или нет, но я сообщил о нашем разговоре миссис Хойет, постольку поскольку в глубине души мне хотелось слегка реабилитировать себя в ее глазах и не выглядеть бессовестным обольстителем.

- Я была бы счастлива видеть вас своим зятем, - ответила она со спокойствием, которое никогда ее не покидало, - хотя... вы и игнорировали меня.

Затем, переходя на серьезный тон, она добавила.

- Вы зря тратите время. Моя дочь не любит мужчин. Нет, нет, - сказала она, поднимая руку, словно бы рассеивая тень подозрения. - Нет, я не хочу сказать, совсем. Но она любит только вещи.

Здесь миссис Хойет опять подчеркнула слово "вещи". Она произнесла его с таким пафосом, как ораторы произносят слова Честь, Свобода, Долг.

Правда заключалась в том, что Элис не любила никого. Она действительно любила только вещи. Это означало, что ее мать не могла льстить себя надеждой, что она стоила чего-то в глазах дочери. Тем более, я не существовал для нее. Или, по крайней мере, я начал что-то значить для нее только тоща, когда ее необыкновенный ум был охвачен страстным желанием овладеть чем-то, был ли это кроваво-красный рубин или розовый турмалин, вставленный в горный хрусталь.

Я плохо спал в ту ночь. А возможно, и не спал вовсе. Всю жизнь я мечтал найти женщину, которая бы подчиняла меня своей воле, которая бы любила меня за то, что я повиновался ей. И что же я нашел? Человека, который мирился с моим существованием, потому что я был ему полезен. Как это унизительно!

Я внушил себе, что меня любят, а в действительности именно я влюбился в бездушную соблазнительницу. И она использовала меня, как способ получить все, что ей хотелось.

Хосе прервал свой рассказ. Он вынул носовой платок и вытер пот со лба. Воскрешение в памяти прошлой жизни, безусловно, стоило больших усилий и, несомненно, подействовало на него отрицательно.

Я пришел на помощь.

- Вы утомляете себя, - сказал я ему, - и я тому виной. Может быть, мы продолжим завтра? Мы возобновим ваш рассказ с того места, где остановились.

- Это невозможно, - ответил мой собеседник. - Сколько раз я возвращался мыслями к тем неудачам в жизни, которые привели меня сюда. Если я прерву свой рассказ на том месте, до которого мы дошли, я должен буду заканчивать эту печальную и безжалостную историю наедине с собой, в этой тюремной камере, как это было уже тысячи раз. А если вы вернетесь завтра, я должен буду рассказывать все сначала, чтобы передать последовательность событий в точности! Нет, я умоляю вас выслушать все до конца?

Его возбуждение несколько пугало меня, но он так убедительно говорил, что я понял - оставшись, я причиню ему меньше страдания, чем если уйду.

- Я с большим удовольствием выслушаю вас, - ответил я. Продолжайте, пожалуйста.

Казалось, Хосе Ф. приободрился и продолжал свое повествование более спокойно.

- На следующий день утешительная или, скорее, успокоительная мысль овладела мной. Я был свободен, молод, богат. Я мог позволить себе роскошь завести новую подругу. Я мог удовлетворять все ее желания и получать в награду ее улыбки. Одним словом, я мог бы дать ей все, что только захочется, лишь бы она дарила в ответ внимание и благосклонность, которые мне были так необходимы.

"Я возьму над ней верх", - думал я. В действительности же, я был побежденным человеком. Побежденным мужчиной, который сдался безоговорочно.

Элис, должно быть, поняла всю полноту моего поражения, так как тут же ко мне обратилась. Было похоже, что она пыталась своей веселостью, которая не казалась притворной, заставить меня забыть о возникших между нами недоразумениях. А фактически она старалась вновь прибрать меня к рукам. Ее "капризы", как определила их ее мать, не очень меня беспокоили. Иногда это была прогулка на лодкепри луне или покупка редких цветов, скорее странных, нежели красивых. Я отчетливо помню тот день, когда бесцельная прогулка привела нас вновь в знакомый антикварный магазин.

Невольно я вспомнил вновь о том туре танго, в котором она преуспела без особых усилий, а я был ее послушной тенью. Как она искусно увлекала меня подальше от того места, где находилась ее мать.

Итак, прогуливаясь, мы оказались в лабиринте маленьких улочек, не представляющих особого интереса. Мы бродили по ним, беседуя о том, о сем, и внезапно вышли к цветному базару на де Буэнос-Айрес.

Она даже не взглянула на источающие великолепный аромат цветы, с удивительно большим вкусом размещенные в корзинах. Пройдя через цветочный зал, она остановилась перед витриной своего любимого магазина.

Слова настолько непроизвольно сорвались с моих губ, что я удивился, когда услышал звук собственного голоса: "Есть ли здесь что-нибудь, что соблазняет тебя, моя дорогая Элис?"

Она ответила тут же, без колебаний.

- Ты прекрасно знаешь, что я хочу тсантсу.

Я был шокирован. Эта молодая, красивая девушка, изящно и со вкусом одетая, чья походка была легкой и грациозной, все еще цеплялась за свою болезненную причуду и просила - нет, умоляла с какой-то нездоровой настойчивостью, - чтобы ей подарили этот ужасающий предмет.

Отступать было поздно. Кроме того, у меня уже не было сил сопротивляться.

- Давай войдем в магазин, - сказал я ей довольно резко.

- Но, мой дорогой, - ответила она невозмутимо, - я хочу тсантсу, но не эту. Мне нужна тсантса единственная в своем роде. Потом она замолчала.

- Боюсь, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, сказал я. - Все тсантсы более или менее похожи друг на друга размером и даже выражением, и именно эта тсантса есть один из множества подобных экземпляров.

- Я хотела бы иметь тсантсу, не похожую на другие, - ответила она, решив раз и навсегда расставить точки над "и". Мне нужна тсантса, приготовленная из головы белого человека... но он должен быть светловолосый, - добавила она.

Я не верил своим ушам.

- Какая жестокая шутка! Ты шутишь, Элис, не так ли? спросил я, чувствуя себя очень неловко при виде решительности и гнева на лице моей спутницы. - Кроме того, такой тсантсы не существует, - добавил я в заключение, чувствуя, что шутка была сомнительного вкуса и зашла слишком далеко.

- Ну, что же, в таком случае, ее надо сделать - вот и все, - ответила она и вышла из магазина, напевая мелодию русской песни, которую она очень любила, и которую я узнал от нее: