Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода

— А каким будет поручение?

Хауэс натянуто рассмеялся:

— Хватит с вас на сегодня. Ваше обучение закончено. Расслабьтесь пока, отдохните! Капитан Стенхоуп и я дадим вам все требуемые разъяснения завтра утром. Так что до половины десятого утра вы свободны — радуйтесь и веселитесь!

Он извлек из-под кафедры бутыль и торжественно вручил ее Бушу.

Когда оба наставника ушли, Буш с невольным любопытством оглядел бутылку. Броская наклейка гласила: «Черный Тушкан Особый: Настоящий Индийский Виски. Изготовлено в Мадрасе по Тайному Рецепту». Буш открутил металлическую пробку, осторожно втянул ноздрями запах, и его бросило в дрожь. Спрятав бутыль под формой, он понес ее в жилой барак.

Бравые Вояки уже вовсю праздновали, опрокидывая в глотки кружки мутной гадости. Буша встретил громогласный хор приветствий и тостов. Все они уже были зачислены бойцами новой, наспех испеченной Полиции Прошлого; всем полагался недельный отпуск — и они, судя по всему, намеревались провести его прямо здесь, не отрываясь от бутылок.

Буш презентовал им «Тушкана по Запретному Рецепту». Усевшись вместе со всеми на пол, он заметил тут же сержанта Прунделя, чьим самым деликатным обращением к ним было — «грязное стадо верблюдов». Сейчас Прундель, витая в облаке винных паров, опустил тяжеленную ручищу Бушу на плечо.

— Парни! Вы — мой лучш-ший взвод! Куда ш мне без вас? Завтра — опять к-куча вонючих новобранцев… вытирать им носы, и все такое… Вы — мои товариш-ши, на-стояш-шие дрруз-зя!

Буш потихоньку плеснул «Тушкана» в его кружку.

— Буш! Ты — мой луч-чий друг! — возгласил Прундель в очередной раз — и тут же грянул оркестр какофонической музыки: все загремели и забряцали кружками, ложками, жестяными банками, а также засвистели, завопили и загорланили песни (каждый — свою). Буш и сам не заметил, как тоже глотнул «Тушкана» — а в следующий момент оказался пьян, как сапожник.

Но уже меньше, чем через час весь барак сковало холодное оцепенение. Прундель рухнул в черный проем двери и исчез в ночи. На полу и на нарах в причудливых позах застыли бражники; кое-кто оглушительно храпел. Только одинокий силуэт маячил в дальнем углу; самый стойкий собутыльник полустоял, опершись на стену, в руке его каким-то чудом держалась бутылка. Он мычал, запинаясь, разудалую песню:

— …Он поймал того скота и швырнул за ворота…

Но скоро в бараке воцарилась полная тишина. Буш лежал на нарах, уставившись в потолок. Он понимал, что не спит, но ледяной ужас уже оцепенил его; и в этом состоянии смутно чудилось что-то знакомое.

Рядом вдруг послышались голоса, а затем показались четверо в белом. Они окружили его постель, и кто-то из них произнес:

— Он все равно не понимает ни слова из того, что мы говорим. Он воображает, будто находится совсем в другом месте, может, и в ином времени. Ну разве он не законченный тип кровосмесителя?

Мысль о кровосмешении встряхнула его: он приподнялся — и тут же стены призрачной комнаты, усеянной безжизненными телами, раздались во все стороны, увеличив ее до невероятных размеров. Но эти четверо никуда не делись. Сам потешаясь в душе над разыгравшимся воображением, он спросил:

— Ну и где, по-вашему, я нахожусь?

— Тсс! — цыкнул на него один из призраков. — Тише, не то разбудите всю пехоту. У вас — анемия и галлюцинации, разумеется, как у всех.

— Но ведь окно раскрыто, — запротестовал Буш. — Так где мы сейчас, в конце концов?

— В Карфильдской психиатрической больнице. Мы давно наблюдаем за вами, ведь вы — Амниотическое Яйцо.

— Ну вы даете, — буркнул Буш, снова шлепнулся на подушку — и тут же провалился в сон.

Наутро он минута в минуту явился в лекционный барак, хотя в его голове молоты звонко колотили по наковальням. Вскоре прибыли Хауэс и Стенхоуп — оба в штатском. Курс был окончен. На плацу тусовались клочки бывшего Десятого взвода — незнакомые в незнакомой одежде, обмениваясь на прощание грязными шуточками.

Оба офицера уселись напротив Буша на скамью.

— Мы не сомневаемся, что с должной ответственностью отнесетесь к почетной миссии, которую возлагает на вас правительство. Но перед тем как посвятить вас в ее детали, мы сочли необходимым разъяснить вам кое-что.

Наша страна, и с нею почти весь цивилизованный мир, вступила в эпоху великого разброда и хаоса — это вам должно быть хорошо известно. Новая теория времени выдернула основание из-под всего прежнего миропорядка. Это касается в основном Запада — Европы и Америки. На Востоке почти все осталось по-прежнему, ведь у них совсем другое восприятие Длительности.

Генерал Перегрин Болт просто обязан был взять страну в железный кулак. Крепкие вожжи необходимы будут еще долгие годы, пока мы не приспособимся к новым условиям… А поэтому требуется в зародыше пресекать возможные посягательства на здание нового порядка, так старательно возводимое нами.

— Какие именно посягательства?

Хауэс заметно смешался:

— Ну… Идеи часто оказываются опаснее, чем открытый вооруженный бунт. Вам, как интеллектуалу, это должно быть отлично понятно.

— Я больше не интеллектуал.

— Да, извините. Но представьте себе: что, если вдруг появится некая новая идея о сущности времени и жирным крестом перечеркнет общепринятую идею? Это же мигом сбросит нас в пропасть — туда, откуда мы чудом спаслись несколько месяцев назад!

Буш мгновенно все понял. Все только что сказанное проливало свет на тайные страхи Режима, а значит, и самую болезнь эпохи… Что-то не только в речах Хауэса, но и в его лице навело Буша на такую мысль. Офицер был и впрямь с ним откровенен — настолько, насколько возможно. Но он явно недосказал что-то значительное и, видимо, за спиной у Стенхоупа намекал на это Бушу — правда, туманно.

Хауэс заговорил:

— Видите ли, все дело во времени. Все, чем живет человек, все созданное им основывается на идее, что время имеет направление, причем направлено оно совершенно определенным образом. Идея эта явно была изобретена человеком еще в те стародавние времена, когда истина была загнана в потайные уголки нашего подсознания и тщательно заперта там. Верна она или нет, не нам судить, но она — основа нынешнего миропорядка, а значит, и порядка у нас в стране. А потому (цитирую) «развитие любых зловредных теорий должно пресекать, чтобы не вернуться назад к Хаосу».

— Но, как я догадываюсь, зловредные теории все же существуют.

Буш наперед знал ответ и мог бы предугадать фразу Стенхоупа слово в слово.

— Вы верно догадываетесь. Изменник Силверстон, в прошлом коллега Уинлока, сеет в умах наших граждан семена опасного вздора.

— Итак, планируется охота на ведьм?

— Не шутите с этим, Буш, это вовсе не смешно. Силверстон — не столько еретик, сколько предатель. Он уже обвинен заочно в измене и посягательстве на государственный строй. А поэтому его, как вы понимаете, необходимо обезвредить.