Роберт Янг - У начала времен (сборник)

«Отряд!» — командует предводитель, и второй, четвертый и шестой ряды сдвигаются на полшага направо. «Сомкнуть ряды! Опустить копья! Вперед!»

Фаланги надвигаются на женщину, наконечники копий ослепительно блестят в лучах несуществующего солнца. Охваченная ужасом, женщина бежит от ровного ряда копий, но немедленно натыкается на фасад здания. Она бросается через улицу, но фаланга изгибается и преграждает ей путь. Я стою у ближайшей двери. Я уже слышал об этих действиях детей до того, как вошел в сон. Это те, кто не был рожден ею, ибо она ослушалась Церкви и принимала противозачаточные пилюли. Я уже знаю, что женщина проснется до того, как копья коснутся ее груди, но на этот раз сделаю так, что эти дети больше никогда ей не будут сниться. Достаю из брюк ремень, становлюсь на одно колено и перекидываю ее через другое колено. Я задираю ее платье, снимаю ее трусы и принимаюсь стегать ремнем по ягодицам. Она кричит от боли. Фаланги останавливаются, дети опускают свои копья и начинают смеяться. Еще через мгновение сон заканчивается. Больше этот сон не повторялся никогда.

Молодой человек поднимается на скалу. Он отнюдь не скалолаз и потому дрожит от страха. Посредине скалы начинается участок, на котором он уже не может найти опоры. Положение, в котором он находится, очень неустойчивое, и скоро он упадет. В тот же момент он проснется. Из рассказов молодого человека о своем кошмаре и прошлой жизни я сделал вывод, что скала — это университет, в котором молодой человек учится на хирургическом факультете, и кроме того я заключил, что у него нет наклонностей и таланта для того, чтобы стать врачом. Он не может подняться на вершину скалы потому, что у него нет желания туда подниматься, и именно в этом он должен признаться себе.

Я расположился на приличном расстоянии от него на скале, откуда теперь бросаю ему веревку. «Хватайтесь и идите направо», кричу я ему. «Там есть карниз». В отчаянии он хватается за веревку, толкается ногами и, раскачиваясь словно маятник, оказывается на карнизе. Карниз достаточно широкий, оттуда начинается достаточно удобная расселина, ведущая к самой вершине. На этот раз, вместо того чтобы проснуться, он поднимается по расселине до самой вершины. Подъем становится таким легким, что он понимает, что единственным логичным решением для него будет оставить предыдущий маршрут и выбрать другой, хоть второе и означает полный отказ и выводит его в другое место на вершине. Достигнув вершины, он получает огромное удовольствие от раскинувшегося перед ним пейзажа — и освобождается от своего наваждения.

Таковы сны!

В свое время я побывал во многих снах моей жены.

Я снова гнался за ней и опять вернулся в свою пещеру. На этот раз, когда я проснулся, мне показалось, что мой сон продолжался несколько веков.

Вначале я проникал в ее сны из любопытства. Я просто хотел знать, что ей снится. Я принимал кьюраниум перед тем как лечь в постель, потом, лежа рядом с ней в постели, проникал бытием сна в ее сознание.

Ее сны оказались очень просты и быстро наскучили мне. К тому времени мне уже многое наскучило. В том числе и она. Меня раздражало, что она не только выглядела невинной, но и была совершенно невинна внутри. Ее простота оскорбляла высокую организацию моего сознания. Я стеснялся ее на вечеринках, когда она говорила глупости и смеялась над теми шутками, над которыми не должна была смеяться, а над которыми должна была — не смеялась. Потом случилось так, что я познакомился с Джанис Роулин. Все мои пациенты были богаты — они должны были быть богаты, чтобы позволить себе обратиться ко мне — но Джанис была развратно богата. Родители Джанис построили ей замок на Гудзоне. Как и многие мои пациентки, Джанис влюбилась в меня. Она была единственным ребенком и в один прекрасный день должна была унаследовать родительское состояние. Но деньги не шли ни в какое сравнение с другим ее поразительным качеством. Она была натурой сложной, образованной, культурно развитой — всем тем, чем Черил не была. Я хотел жениться на Джанис, но Черил была старомодна, и я знал, что она будет противиться разводу всеми ей доступными средствами, а всякие слухи крайне повредили бы моей практике.

Есть два пути, при помощи которых эндоаналитик может подойти к проблеме убийства. Он может сделать это снаружи — и может сделать это изнутри.

Черил часто снились сны о воде. Ей снилось, что она стоит на берегу бескрайнего моря и видит, как к берегу приближается огромная волна. Цунами. Она поворачивается и пробуждается. Я решил поставить ей подножку, превращая в агонию мучения ее существование. Черил упала лицом вниз и, перевернувшись и увидев, что огромная волна уже нависает над ней, издала пронзительный крик ужаса. Он видела меня, но я полагал, что она всегда принимает меня не более как за элемент сна. Она поднимается на ноги и бежит снова, не переставая кричать. С тех пор она просыпается каждый раз за момент до того, как волна настигает ее. После этого долго лежит в постели рядом со мной и тихонько плачет, потом снова погружается в сон.

Другой сон, который повторялся у нее снова и снова, был, как я полагал, сном из ее детства. Этот сон не мог быть причислен к навязчивому видению или кошмару в обычном понимании слова, потому что психологическом смысле не причинял Черил вреда. По сути, пока я не появился в этом сне, он даже приносил пользу.

Этот сон был про плюшевого медведя Черил. Во сне она входила в свою детскую, стены которой оклеены обоями с игрушками, песочницами, качелями и прыгалками, чтобы взять своего плюшевого мишку. Когда оказывалось, что она не может найти медведя, ее охватывал страх. Она искала медведя везде и всюду. Искала под кроватью, за бюро, в шкафу, за занавесками на окнах. В конце концов Черил находила медведя под подушкой в своей маленькой кроватке, хватала медведя, крепко обнимала его, а потом укладывалась на кроватку в обнимку с мишкой, засыпала и дальше уже спала совершенно спокойно в реальной жизни, в кровати рядом со мной. Утром она просыпалась веселой и свежей и напевала любимые песенки, одеваясь.

Впервые оказавшись в этом ее сне, я держался вне зоны видимости Черил, оставаясь наблюдателем, и она не знала, что я нахожусь тут. Потом, в одну из ночей, я отправился с ней в детскую, и как только мишка был найден, я выхватил его из рук у малышки Черил и вырвал у игрушки пуговичные глаза. После этого я вручил игрушку девочке, и та улеглась в кроватку, глотая слезы. После завершения этого сна я услышал, что она всхлипывает в темноте, лежа в кровати рядом со мной.

В течение нескольких снов подряд я вырывал у игрушечного медвежонка глаза, после чего изменил тактику. Теперь, выхватив у малышки медведя, я принимался размахивать им, держа за задние ноги так, что каждый раз голова его билась о стену. При каждом ударе медведя головой о стену Черил вскрикивала, еще и еще. И я бил, снова и снова. Для этого сна с плюшевым медвежонком я принимал облик старика с кривым носом и злыми маленькими глазками, полагая, что она примет старика за добавочный элемент сна. Но уже в снах о цунами я выдал себя, появившись под своим собственным обликом. На утро после сна о медвежонке Черил поднималась с кровати с осунувшимся лицом и запавшими глазами. За завтракам оказывалась от всего, пила только кофе. Сомневаюсь, что в такие дни она вообще что–то ела. Черил худела на глазах. И все уходила глубже в себя. Я был уверен, что самоубийства осталось ждать недолго. Но она не стала убивать себя. Вместо этого она убила меня.