Роберт Янг - У начала времен (сборник)

— Но эта ситуация содержит парадокс, и космос будет вынужден образовать временной сдвиг для его компенсации, — возразила Элейн с Альтаира. — Необходимой скорости я добьюсь всего лишь за миллисекунду, но степень парадокса станет предельно наглядной, время начнет меняться катастрофически! И ты, и я, и каждый из находящихся в космосе будут буквально катапультированы назад, к тому моменту, когда этот парадокс начал возникать, и мы забудем все, что происходило за последние несколько дней. Это будет похоже на то, как будто я никогда не встречала тебя, и как будто ты никогда не встречал меня…

— И как будто я никогда не встречал Бекки. Чего же еще тебе желать?

Она не мигая уставилась на него.

— Ну… ну да, это как раз может сработать. Это… это было бы похоже на то, как если бы Эпарисио перехватил финиш при стартовой подаче. Позволь мне теперь прикинуть: если я успею на автобус до фермы, то буду там менее чем через час. Затем, если я устанавливаю опережение с учетом Отклонения Два, а отставание на…

— О, ради Бога, — сказал Роджер, — оставь все это, прошу тебя!

— Тсс! — произнесла Элейн с Альтаира. — Я соображаю.

Он встал.

— Ну, тогда думай! Я собираюсь вернуться в свою комнату и приготовиться к свиданию с Бекки!

Рассерженный, он удалился. У себя в комнате Роджер выложил на кровать свой лучший костюм. Побрился, принял душ, а потом потратил массу времени на одевание. Затем вышел из дома, взял напрокат автомобиль и отправился к дому Бекки. Было ровно два часа, когда он позвонил в ее дверь. Должно быть, она принимала душ, потому что когда она открыла ему, на ней было наброшено махровое полотенце, хотя на ноге по–прежнему были все три браслета. Нет, четыре.

— Привет, Роджер, — с приливом теплоты проговорила она. — Входи.

Он с нетерпеньем шагнул через порог и сделал…

О–о–оп! Время ушло.

Роджеру Томпсону, сидевшему в то июньское утро пятницы на парковой скамейке, не могло прийти в холостяцкую голову, что судьба его уже решена и что вот–вот его ожидает сюрприз. Возможно, он и не собирался ничего менять в своей жизни, когда несколько минут спустя увидел привлекательную блондину в облегающем голубом платье, идущую по петляющей дорожке, но этот осторожный намек не мог, разумеется, предупредить его обо всех громадных витках времени и пространства, которые, являясь следствием его холостяцкого положения, уже давно пришли в движение.

Миловидная блондинка уселась на другом конце скамейки, достала маленькую красную записную книжку и начала что–то писать в ней. Вскоре она взглянула на свои наручные часики. Затем вздрогнула и посмотрела в его сторону.

Со всей страстью он вернул этот взгляд, заметив россыпь золотистых веснушек, пару глаз голубоватого оттенка и небольшой рот, напоминавший по цвету листья сумаха, тронутые первым сильным морозом.

На дорожке появилась высокая брюнетка в облегающем красном платье. Роджер даже едва заметил ее. Когда она была как раз напротив скамейки, один из ее заостренных каблучков провалился в трещину на дорожке и заставил ее неожиданно остановиться. Она высвободила ногу из туфли и присела, выдернув туфлю руками. Затем надела ее, бросила в его сторону взгляд, полный пренебрежения, и продолжила свой путь.

Миловидная блондинка вновь уставилась в записную книжку. Но вскоре опять взглянула на него. Сердце у Роджера три раза подряд подскочило и сделало антраша.

— Как бы вы напиксали слово «супружество»? — спросила она.

Этот магазин электротоваров был одним из многих, что выросли в городе и вокруг него будто за одну ночь. В витрине было выставлено с полдюжины телевизоров, с указанием чрезвычайно низких цен, а во всю ширину витрины красовалась хвастливая реклама: «МЫ ПОЧТИ ДАРИМ ИХ ВАМ!».

— Вот то самое место, что мы так долго искали, — сказала Дженис и потянула Генри через входную дверь вглубь магазина.

Не прошли они и двух шагов, как им пришлось остановиться. Прямо перед ними стояла огромная и ослепительно поблескивавшая стойка с экраном в двадцать четыре дюйма, и если бы вы занимались поисками телевизора, то никак не могли бы пройти мимо, как голодная мышь не может проскочить мимо новой мышеловки с наживкой из любимого сыра.

— Нам такой никогда не купить, — сказал Генри.

— Но, дорогой, ведь мы можем позволить себе посмотреть его, верно?

Так они и сделали. Они рассмотрели полированный красного дерева корпус и хитроумно сделанные маленькие двойные дверцы, которые можно закрыть, когда не смотришь передачи; посмотрели на экран, где шла текущая программа; прочитали и название фирмы у нижней кромки экрана… «Ваал»…

— Должно быть, новая модель, — заметил Генри. — Никогда не слышал о таком раньше.

— Но это не значит, что он недостаточно хорош, — сказала Дженис.

…осмотрели и множество хромированных ручек со шкалами, расположенными под названием фирмы, и маленькое круглое окошечко, как раз под центральной шкалой…

— А это для чего ? — спросила Дженис, указывая на него.

Генри наклонился вперед.

— Ручка со шкалой указывает на «попкорн», но этого не может быть .

— О, как раз может! — произнес позади них кто–то.

Обернувшись, они увидели невысокого неприметного мужчину с карими глазами, в коричневом костюме в тонкую полоску, а волосы его были уложены треугольником, два угла которого выступали надо лбом.

— Вы работаете здесь? — спросил его Генри.

Коротышка поклонился.

— Я мистер Кралл, а это мое заведение… А вы любите попкорн, сэр?

Генри кивнул.

— Время от времени.

— А вы, мадам?

— О да, — сказала Дженис. — Очень!

— Позвольте мне продемонстрировать вам.

Мистер Кралл прошел вперед и повернул на пол–оборота центральную ручку. Тут же засветилось маленькое окошко, являя встроенную внутрь блестящую маленькую сковородку, снабженную ручкой и несколькими, размером с наперсток, алюминиевыми стаканчиками, подвешенными над ней. Пока Генри и Дженис наблюдали, один из стаканчиков перевернулся, вылил на сковородку расплавленное масло; почти тут же другой, будто подражая ему, высвободил крошечный водопад золотистых кукурузных зерен.

Можно было услышать даже негромкий хруст, или, точнее, можно было услышать треск лопающегося кукурузного зерна — так тихо было в комнате; минуту спустя и Генри, и Дженис, и мистер Кралл снова услышали такой треск. Затем другой, затем следующий, и очень скоро комната наполнилась, будто в метаморфозе, пулеметными очередями от лопающихся кукурузных зерен. Оконце напоминало теперь одно из тех стеклянных пресс–папье, которое вы поднимаете и переворачиваете, а в нем начинает падать снег, только здесь был не снег, здесь был попкорн, самый белый, самый настоящий, самый воздушный попкорн, который когда–либо доводилось видеть Генри и Дженис.